Испания от наполеоновского погрома спаслась не особностью областей, а единством, высшим государственным и народным единством, которое было выработано для нее историей. Несколько веков тому назад Испания была объединена, и это единство окрепло в народном сознании и народном чувстве; отдельные области бились против французов не для того, чтобы каждой получить независимое, самостоятельное положение, — они бились за единую Испанию, за самостоятельность, независимость единой, целой Испании, поруганной самым наглым нарушением народных прав. Другое дело, когда завоеватель покорит народ и переменит правительство: народ уступает свои права, видя собственную несостоятельность при их защите, истощив все средства в борьбе, но тут неслыханным образом чужая сила до покорения распорядилась судьбою страны, переменила правительство. Большего поругания нельзя, было нанести народу, и народ поднялся, — народ, который долго спал вследствие означенных причин, но в своем сне сохранил всю свою энергию и чувство своей личности.
Иосиф Бонапарт увидал, что Испания не Неаполь. Когда в Неаполе встретил он сопротивление своей власти в некоторых местностях и частях народонаселения, преданного изгнанному королевскому дому, то получил на этот счет такие внушения от Наполеона: «Никогда не сдерживайся общественным мнением; расстреливай лазарони без милосердия; только спасительным страхом можешь ты приобресть уважение итальянцев. Твое поведение нерешительно; солдаты и генералы должны жить в изобилии; любезностями не выигрывается народная привязанность; в твоих прокламациях не довольно виден государь. Вижу с удовольствием, что возмутившаяся деревушка сожжена». Но Иосиф скоро увидал, что эти правила неприменимы в Испании; французские войска не устояли против всеобщего народного движения, Иосиф должен был оставить Мадрид и писал Наполеону:
«Нужно было бы 100.000 постоянных эшафотов для поддержания государя, осужденного царствовать в Испании».
Эта неожиданная неудача должна была заставить Наполеона напрячь все свои силы, чтобы смыть пятно с французского войска, потерявшего славу непобедимости, и задавить мятеж, как он называл восстание испанцев, тем более что англичане, отличавшиеся до сих пор такою медленностью и вялостью, когда дело шло о высадках их войска на помощь континентальным державам, теперь признали ближайший английский интерес, когда Наполеон наложил свою руку на Пиренейский полуостров, и выслали сюда войско. Но для того чтобы направить большие силы в Испанию, надобно было обеспечить себя насчет Востока, где была своего рода Испания — Пруссия, которой было сделано столько зла, что рассчитывать на ее доброе расположение было нельзя: корсиканец понимал это очень хорошо; там же была ненадежная Австрия; там была Россия, к движению которой могли примкнуть и Пруссия, и Австрия. Правда, русский император был друг и союзник, но он действовал не так, как бы хотелось императору французов, добивался Дунайских княжеств, но для них не хотел покинуть Пруссии, позволить отнять у нее Силезию. Надобно было вследствие испанских дел заручиться, что Россия не двинется, и для этого, делать нечего, придется кое-что уступить ее государю; чтобы уступок не было или было их как можно меньше, чтобы было как можно больше обещаний, слов и меньше дела, надобно было личное свидание, на что уже давно согласился Александр. В сентябре союзники свиделись в Эрфурте.
Наполеону пришлось уступить, и не в словах, а на бумаге. Начали с того, что предположили мирные переговоры с Англией: основанием договора с нею было определено сохранение каждым того, чем владел (uti possidetis); таким образом, Россия получила Финляндию, Молдавию и Валахию, действительно занятые ее войсками, а Франция удерживала для Иосифа Бонапарта Испанию, которая не была занята французскими войсками и потому не подходила под uti possidetis, но тем легче было на это согласиться со стороны России. Русский император, занимая Молдавию и Валахию, должен был начать один на один переговоры с султаном для приобретения этих областей, без посредничества Франции; если Турция откажется уступить княжества, то в последующей за этим войне Франция не примет участия, но если вмешается в войну Австрия или какая-нибудь другая держава, то Франция помогает России, равно Россия помогает Франции, если Австрия объявит ей войну. Оба императора обязались поддерживать целость всех других областей турецких.
С Наполеоном приехал в Эрфурт Талейран, который не был более министром иностранных дел, был в почтенном удалении, не поладив с Наполеоном. Мы теперь должны ближе познакомиться с этим лицом. Знатный господин и епископ времен старой монархии, Талейран сбросил с себя церковный сан перед силою революционного движения. «Только сумасшедшие остаются в доме, который горит», — говаривал он. Талейран вовремя успел уйти от гильотины, вовремя возвратился в отечество, когда революционная горячка стала утихать. Почуяв вовремя новую силу на очереди, он стал служить Наполеону, и Европа с этим страшным для нее именем привыкла соединять имя Талейрана, герцога Беневентского: в промежутки великих войн дипломатическая игра, сосредоточиваясь в Париже, шла с необыкновенною силой; после каждой кампании изменялась карта Европы, расстроивались старые союзы, приготовлялись новые, и понятно, какое значение имел французский министр иностранных дел, как привык он видеть себя в центре громадной деятельности. Он привык, чтобы государи и народы заботливо и тоскливо смотрели на его портфель, заключавший в себе решения их участи. Авторитет неподражаемого дипломатического дельца, блестящие манеры, французская представительность, французское умение товар лицом подать, смелость, умение, не стесняясь ничем, озадачивать, свободно, властительно, по-барски обращаться с каждым вопросом, с каждым явлением — все это давало Талейрану средства играть блестящую, видную роль и подле Наполеона, не затмеваться им. И вот эти два человека, которые так подходили друг к другу, разошлись…
С некоторого времени Талейран начал чувствовать, что в великолепном доме, который строил Наполеон, стало пахнуть гарью: пожар! А дом так хорош, удобен для самого Талейрана: нельзя ли принять меры против пожара? Мера одна — остановиться в захватах и заняться упрочением приобретенного для новой династии и ее верных слуг, созданием политической системы извне, основанной на прочных союзах, прочных и добровольных, при равенстве интересов между союзниками, и внутренними распоряжениями, обеспечивающими новый порядок вещей для людей, которым он выгоден, и ведущими к тому, чтобы он был выгоден для большинства. Но при этом необходимое условие — упрочение новой династии, а у Наполеона нет детей; из братьев нет ни одного выдающегося своими способностями, да и какие у них права? Следовательно, необходим развод Наполеона с Жозефиною Богарне и вступление в новый брак.
Наполеон должен развестись с женой и перестать воевать — вот программа Талейрана и его сообщников, между которыми на первом плане знаменитый министр полиции Фуше. Фуше также половил в мутной воде рыбы, причем загрязнил руки, и поэтому мысль о прошлом, о возможности его восстановления была ему неприятна более чем кому-либо другому. Наполеон должен развестись с женой и перестать воевать! Развод был возможен, но на первый раз попытка склонить к нему Наполеона не удалась; прекратить войны, как мы уже видели, было решительно невозможно, и Наполеон почетно удалил обоих, и Талейрана, и Фуше, из слишком обширных и важных сфер деятельности, увидев, что они думают свое и действуют слишком самостоятельно. Талейран увидал, что Наполеона или надобно пересилить, заставить действовать иначе, или низвергнуть; пусть дом горит, надобно только из него выбраться заблаговременно, а дом сгорит непременно — Франция долго не выдержит завоевательной системы Наполеона, и терпение чужих народов прекратится.
