От России обратились к Пруссии, которая очутилась между двух огней: с одной стороны, она находилась под ножом Наполеона, у которого было французского войска между Рейном и Эльбою 70.000, да в его распоряжении были войска польские, саксонские и вестфальские числом до 80.000, а у Пруссии — только 42.000. В два перехода саксонцы могли быть в Пюгау и отрезать Силезию; в три перехода французы и вестфальцы из Магдебурга могли быть в Берлине. Вступить в союз с Австрией против Франции значило идти на верную гибель; понятно, что император Александр должен был отклонять от этого Пруссию всеми силами; если уговаривали Австрию ждать удобнейшего времени, когда все главные силы Европы будут в сборе, то тем более должны были уговаривать Пруссию ждать «часа мщения». Но с другой стороны, самое это положение под ножом было нестерпимо; как отдельные люди, так и целые народы в болезнях и страданиях не могут спокойно относиться к причинам и следствиям этих болезней и страданий и бросаются на первую возможность немедленного облегчения; надежда получить облегчение растет соответственно желанию облегчения, да и во всяком случае кажется, что хуже настоящего положения уже не будет.
Кроме того, представлялась мысль: благоразумно или неблагоразумно поступает Австрия, но она непременно хочет воевать; если не присоединиться к ней и дать ей погибнуть, что станется с Пруссией? Новое торжество, новое усиление Наполеона есть вместе с тем новое бедствие, окончательное падение Пруссии, которую он будет замучивать на медленном огне. Всего печальнее было положение короля Фридриха-Вильгельма, который видел всю опасность разрыва с Францией, всю справедливость русских внушений: «Австрии король не спасет, а только решит собственную гибель, отнявши у России средства воспрепятствовать ей». И в то же время король должен был сдерживать нетерпение лучших людей, которые требовали войны с Наполеоном, требовали во имя страданий народа, который не хочет более сносить ига и двинется против воли короля.
Фридрих-Вильгельм должен был уступать этим воплям, позволять вести переговоры с Австрией о союзе, но в решительную минуту объявил: «Не могу без России!» Это объявление не успокаивало его; невыносимо тяжко было беспрестанно встречаться с людьми, в глазах которых он читал упрек в слабости, нерешительности, трусости; и король пишет умоляющее письмо императору Александру, чтобы тот разорвал союз с Францией. Из Петербурга ответа нет. Эти требования с австрийской и прусской стороны не могли не производить здесь раздражающего, оскорбительного впечатления. В 1805 г. после долгих отнекиваний Австрия вдруг рванулась на войну, не дождавшись русских войск, — потерпела поражение; Пруссия, несмотря на все настаивания России, не двинулась. Потом и ей пришла охота повторить ошибку Австрии: в следующем году и она вдруг рванулась на войну одна — была разгромлена; Россия пришла к ней на помощь и, сдержав Наполеона, стала уговаривать Австрию войти в союз против него, что должно было иметь решительное значение. Австрия не двинулась; необходимым следствием был Тильзитский мир и со всех сторон крики, упреки Александру в слабости, невыдержливости, изменчивости; а теперь, когда Россия занята двумя войнами, Австрия опять рвется на борьбу и требует русской помощи; того же требует и Пруссия! Это была какая-то насмешка над Россией. Тщетно император Александр говорил Австрии, чтобы подождала более благоприятного времени, что она может быть покойна: ее не тронут, он за это ручается. Ему не верили, верили — Талейрану, который советовал предупредить Наполеона войною. 8 февраля (н. ст.) 1809 года эрцгерцог Карл объявил в Совете: «Я не подавал голоса за войну; ответственность падет на тех, которые ее непременно хотят». В апреле австрийцы начинают войну вторжением в Италию, Баварию, герцогство Варшавское. Старая ошибка — разделение сил, старые следствия: Наполеон занимает Вену, одерживает решительную победу при Ваграме (8 июля) — австрийцы спешат заключить перемирие (12 июля).
То, что Наполеон называл безумием, было сделано. Наполеон был сердит; сначала он объявил: «Не хочу мира с Австрией, я ее разделю на целый ряд независимых государств, только отречение императора Франца от престола понудит меня вступить в переговоры». В другой раз объявил: «Хотя я не имею никакого доверия к Австрии, однако решаюсь еще раз на мир и даже предложу умеренные условия: если Франц откажется от престола в пользу одного из членов императорской фамилии и если императором будет великий герцог Вюрцбургский, то я оставлю монархию во всей ее целости». Эти грозные речи показывали, что мир может быть куплен только очень дорогою ценой. Во время перемирия образовались две партии — партия войны и партия мира, и первую поднимали требования Наполеона. Брались за разные планы: одни хотели, чтобы при посредстве английского посланника был заключен поскорее мир между Россией и Турцией, вследствие чего можно было бы образовать тройной союз между Австрией, Англией и Турцией; другие возражали, что, наоборот, надобно уговаривать турок к энергическому продолжению войны с Россией, пока последняя будет в союзе с Наполеоном. Меттерних предложил план восстановления Польши под самостоятельным государем, чтобы поднять поляков против Наполеона. Австрия уступала возобновленному государству Западную Галицию, обещала и остальную, если дадут вознаграждение в Италии или Германии; между Австрией, Пруссией, Польшей, Турцией, Англией, Испанией, Португалией, Сицилией и Сардинией должен быть заключен оборонительный и наступательный союз. Громоздкий план (с Португалией, Сицилией и Сардинией!!) был разрушен замечанием Стадиона: какая охота полякам для восстановления своего государства входить в союз с Австрией, когда они могут надеяться достичь этого гораздо легче посредством Франции? Притом Россия, увидавши австрийские замыслы, станет усерднее помогать Наполеону.
Из длинного меттерниховского перечня возможных союзников одна Англия могла бы оказать действительную помощь, но она спешила вследствие британских интересов испортить и теперь дело точно так же, как и в 1807 году. Стадион не напрасно рассчитывал на патриотические движения против французов в Северной Германии: они обнаружились. Но мы уже заметили, что эти движения могли бы иметь значение только тогда, когда получили бы помощь, опору и единство. Прусский майор Шилль поднял восстание и недалеко от Магдебурга побил французов, но, не видя ниоткуда помощи, заперся в Штральзунде, был там осажден и пал в битве. Герцог Фридрих-Вильгельм Брауншвейгский набрал себе кавалерийский отряд из 2.000 человек («Черный легион мщения»), ворвался в Саксонию, овладел Дрезденом, Мейсеном и Лейпцигом, но опять, не видя ниоткуда помощи, должен был отступить пред превосходными силами вестфальского короля, пробился через всю Северную Германию и спасся на английских кораблях. Эти движения могли иметь успех, распространиться, если бы нашли себе опору; эту опору дало бы им английское войско, если бы высадилось где-нибудь на берегах Северной Германии, но такая отдаленная высадка была не в английских интересах, которые требовали овладения чем-нибудь более выгодным, ближайшим.
Чтобы овладеть Антверпеном и устьями Шельды, 40.000 англичан высадились на остров Валхерен и потерпели полную неудачу. В Испании английское войско под начальством Уеллеслея (после лорда Веллингтона) должно было отступить перед французским маршалом Сультом в Португалию; испанское войско было разбито французами недалеко от Толедо. Эти известия заставили императора Франца принять тяжелые мирные условия и выдать тирольцев, которые геройски дрались за Австрию против французов и баварцев, 14-го октября (н. ст.) был заключен Венский мир, по которому Австрия потеряла 2.000 квадратных миль и три с половиной миллиона жителей; потеряна была Иллирия, которой она так дорожила и которая теперь так важна была для Наполеона по отношению к Балканскому полуострову, как сам Наполеон заявлял во время переговоров. Западная Галиция с Краковом и остальными областями, доставшимися Австрии по третьему разделу Польши, отошли к Варшавскому герцогству, Восточная Галиция — к России; Австрия должна была присоединиться к континентальной системе, заплатить 85 миллионов контрибуции и обязалась не держать более 150.000 войска.
