Австрию сильно беспокоило объявление Наполеона, что родственный союз не ведет к политическому, и потому она непременно хотела добиться последнего; иначе цель родственного союза не достигалась для Австрии: последняя принесла тяжелую жертву — эрцгерцогиня выдана замуж за императора «революционною милостию», а выгоды никакой — на деле продолжается политический союз Франции с Россией, и последняя, пользуясь этим союзом, бьет турок. Меттерних и сам император Франц выпрашивали союз у Наполеона. Меттерних жаловался Отто на какие-то интриги, которые хотят удалить его двор от Франции и отдать Англии. Франц прямо говорил Отто: «Все интриги кончатся, когда будет подписан союзный договор между Францией и Австрией». Турция также умоляла Наполеона о помощи. Но в 1810 году ему было еще рано разрывать с Россией, что неминуемо воспоследовало бы, если б он вмешался в турецкие дела, нарушив эрфуртское условие насчет Молдавии и Валахии; рано было поэтому заключать союз и с Австрией, ибо предвиделось главное требование ее — гарантия целости Турецкой империи. Поэтому Наполеон ограничился заявлением Турции, что сохранить для нее Дунайские княжества он не может — пусть защищает их сама, но что он не позволит России занять правый берег Дуная и провозгласить независимость Сербии. Он заявил это и России в разговоре с Чернышевым; война у него с Россией может произойти в двух случаях: если Россия заключит отдельный мир с Англией и если захочет что-нибудь приобрести на правом берегу Дуная; существование Турции слишком важно для политического равновесия Европы, и он не может согласиться на дальнейшее ее раздробление.
Но позволить России овладеть Молдавией и Валахией, и особенно теперь, когда отношения между нею и Францией день ото дня натягиваются все более и более? Хорошо сказать туркам, чтобы они дрались, не мирились с уступкою Дунайских княжеств; но в состоянии ли они это сделать одни? Франции рано; но что, если б Австрия вмешалась в войну? «Чтоб Молдавия и Валахия не доставались России — для меня это дело второстепенное, а для вас главное, — велел он сказать в Вене. — Так надобно знать, на что вы решитесь: решитесь ли воевать с Россиею?» Австрия, разумеется, на это не решилась. Она попыталась предложить свое посредничество для заключения мира между Россией и Портой с условием, чтобы границей между ними служил Днестр; но предложение ее было отвергнуто Россией.
Война с Францией была несомненна; в ходу был первый план — предупредить Наполеона занятием герцогства Варшавского и восстановлением Польши; но Австрия должна была мешать этому всеми средствами; не будет ли возможно заставить ее согласиться на восстановление Польши под скипетром русского государя предложением уступки со стороны Дуная? Из двух зол Александр избирает, в его глазах, меньшее и в начале 1811 года поручает своему посланнику в Вене графу Штакельбергу предложить венскому кабинету, что в случае войны с Францией, для предупреждения восстановления Польши Наполеоном, Россия займет ее сама, но Австрия за это получает Молдавию и Валахию, по реку Серет. Но Меттерних уклонялся от объяснений по этому предмету: для него одна мысль о посягновении на целость Турции была преступной, и успехи русского войска на Дунае под начальством Кутузова опять вызывают крики негодования со стороны австрийского министра. Успехи вели к выгодному для России миру, и Меттерних заявляет, что всякий мир России с Турцией будет невыгоден для Австрии, если Россия что-нибудь приобретет. Между тем Наполеон рассчитал, что в 1812 году может вторгнуться в Россию со всеми средствами к успеху, и потому заключил союз с Австрией [2 (14) марта 1812 г.]: Австрия обязалась участвовать в войне с Россией, выставляя для этого тридцатитысячный корпус; королевство Польское будет восстановлено под гарантией Франции и Австрии, и если для него понадобится Галиция, то Австрия получает взамен ее от Франции иллирийские провинции; Франция и Австрия гарантируют целость Оттоманской империи, в случае если Порта, порвавши мирные переговоры с Россией, будет продолжать с ней войну.
Успехи Кутузова повели к этим переговорам в Бухаресте. Сборы Наполеона заставляли Россию спешить с заключением мира и не требовать Молдавии и Валахии. Император Александр писал Кутузову:
«Величайшую услугу вы окажете России поспешным заключением мира с Портой. Слава вам будет вечная. Если бы невозможно было склонить турецких полномочных подписать трактат по нашему желанию, можете вы сделать необходимую уступку в статье о границе в Азии; в самой же крайности дозволяю вам заключить мир, положа Прут, по впадение оного в Дунай, границею. На сию, однако ж, столь важную уступку не иначе повелеваю вам согласиться как постанови союзный трактат с Портою».
Переговоры близились к концу, когда Наполеон прислал султану предложение союза: султан должен был выступить против России в челе стотысячного войска, за что Франция не только гарантировала ему целость настоящих его владений, но и обязывалась возвратить Крым и все, что Турция должна была уступить России в последние сорок лет.
Но султану нельзя было думать о новой войне, в которой он должен был принять участие в челе стотысячного войска. От последних поражений оставалось только 15.000 регулярного войска; все, что можно было выжать из народа, было выжато и истрачено; янычары бунтовали, паши стремились к независимости. Англия объявила, что флот ее прорвется чрез Дарданеллы, обратит в пепел сераль, заморит Константинополь голодом, если Порта осмелится заключить союз с Францией; что император Александр и Наполеон очень не желают войны, и если последует между ними соглашение, то, конечно, на основании раздела Европейской Турции. Султан созвал чрезвычайный Совет: из 54-х членов — 50 подали голоса за мир, и мир был заключен (16-го мая 1812 года) с перенесением русской границы с Днестра к Пруту, согласно воле императора Александра. Но Кутузов не исполнил воли государя относительно союза с Портой.
Для чего понадобился этот, по-видимому, странный союз, видно из письма императора Александра к адмиралу Чичагову, сменившему Кутузова в начальствовании Южной, или Дунайской, армией:
«Если этот мир (Бухарестский) будет подписан, то мы приобретем, без сомнения, великие выгоды в настоящем положении дел. Но не должно скрывать от себя, что этот мир представляет также неудобства. Генерал Кутузов пренебрег чрезвычайно важным делом: не предложил наших уступок под условием союза оборонительного и наступательного. Только этот союз мог вы-весть нас из неловкого положения, в какое мир поставил нас в отношении к сербам и другим славянским народам, столь важным для нас, особенно в настоящее время. Если бы представилась возможность добыть союз с Портою и ее содействие, преимущественно посредством сербов и других славянских народов, против Франции и ее союзников, — то не должно ничем пренебрегать в этом отношении. Вы можете предложить Порте вместо вспомогательного войска дать нам сербов, босняков, кроатови другие христианские народы, представив на вид, что это предложение делается с целью щадить мусульманскую кровь».
Ввиду того, что запад Европы ополчался на восток ее всеми своими средствами, ввиду того, что западный император не хотел делиться, хотел утвердить свою власть и на востоке, Александр считал необходимым «принять обширный план действий», противопоставить Наполеону славянский мир; он велел Чичагову внушать турецким славянам о возможности создания Славянской империи. Мысль о славянских средствах, естественно, должна была явиться у Александра при известии о союзе Австрии с Наполеоном. Австрия в это время находилась в крайне затруднительном положении вследствие ссоры с венгерцами; Александр имел в виду усилить это затруднение поднятием австрийских славян, как видно также из письма его к шведскому наследному принцу. Но когда Россия сделала свои представления в Вене по поводу союза между Австрией и Францией, то Меттерних объявил Штакельбергу, что союз — вынужденный, что вместо 30.000 в австрийском вспомогательном корпусе будет только 26.000 человек, и если Россия будет смотреть на это австрийское обязательство сквозь пальцы, то Австрия готова вступить с нею в тайное соглашение; что на всех других границах обеих империй мир не будет нарушен. То же повторял Штакельбергу сам император Франц. «Если я, — говорил Франц, — принужден был заключить семейный союз для спасения моей империи, то те же побуждения заставили меня заключить и этот новый союз».
