И еще одно. Случается, например, нештатная ситуация. Я продолжаю делать что-то по инструкции и прошу правое кресло: «Паоло, открой, пожалуйста, документацию по радиосистеме». Он открывает, и я смотрю, как мы можем парировать нештатное развитие событий. Главное, чтобы человек нашел свою роль в экипаже и чтобы экипаж нашел для каждого свою «зону ответственности». Бесполезных людей в экипаже не бывает.
Как происходит взлет?
Ощущения при взлете можно сравнить с подъемом на огромном лифте. Скорость не чувствуется, вибрация – совсем немного. Ракета идет очень плавно. Американец Рэндольф Брезник, который летел в моем экипаже на «Союзе МС-05», был просто в шоке, потому что вспоминал старт на «Спейс шаттле» и как там трясло всю дорогу до выхода на орбиту.
После двух минут отходит первая ступень, то есть боковые блоки ракеты; еще через три – вторая, то есть центральный блок; начинает работать третья. Ты при этом даже не чувствуешь большого толчка – только легкий такой шлепок по спине.
Вообще говоря, выведение на орбиту, в отличие от спуска, нормально переносится и вызывает положительную реакцию, потому что всё происходит в динамике. Если, конечно, не концентрироваться на том, что ты сидишь на большой-большой бочке с керосином, которая делает большой-большой «бум-бум-бум». Ровно через 528 секунд ты оказываешься в невесомости, и сразу возникает иллюзия, будто ты висишь вверх ногами, потому что сила тяжести пропала, а жидкость в организме прилила к голове. Поначалу неприятно, непонятно, но к этому быстро привыкаешь.
Надо сказать, что при взлете мы ракету не контролируем, но наблюдаем на каждом этапе, что и как работает. Отделилась первая ступень, отделилась вторая, отделилась третья – какие системы включились, а какие нет? Полетела игрушка, которая служит индикатором невесомости – значит, мы точно на орбите. Произошел так называемый коот – контакт отделения. Состояние системы штатное, начинается проверка герметичности. А если вдруг где-то «течет»? Например, люк плохо закрыли, снижается давление. Значит, придется возвращаться на Землю сразу после выведения, ничего не поделаешь… Конечно, корабль и все его системы сделаны с высокой степенью надежности, они функционируют автоматически, и мы им должны доверять, но без постоянного присмотра их всё равно оставлять нельзя, поскольку в космосе случается всякое.
Старт ракеты «Союз-ФГ» с кораблем «Союз ТМА-10М» (фотография Андрея Шелепина/ЦПК)
Как только начинается сеанс связи, мы сразу сообщаем руководителю полета: «Земля, всё прошло гладко, мы герметичны, перчатки сняли, гермошлемы открыли, топливо в норме, штанга выдвинута, готовы к стыковке». И так далее. Для экипажа определен набор технических параметров, по которым нужно быстро отрапортовать, чтобы не было разночтений. Если какой-то параметр «выскакивает» за пределы нормы, то ЦУП должен определить, насколько это критично для продолжения полета. Чаще всего оказывается, что барахлит оборудование: оно хоть и железное, и проверенное, но и для него выход в космос – экстремальная ситуация. Например, в моем первом полете барахлила радиосвязь, периодически совсем пропадала. Во втором полете тоже на минуту пропала связь, а потом барахлил компьютер «Союза», пристыкованного к станции: зависал, перезагружался, терял записанную информацию. Пришлось его серьезно тестировать; при этом ЦУП волновался больше нас, ведь если бы компьютер отказал, то пришлось бы вручную сводить корабль с орбиты, а это чревато сложностями и большими перегрузками. Но в итоге всё исправили, и спуск получился достаточно красивый, штатный.
Есть ли возможность выглянуть в иллюминатор во время взлета?
Когда взлетаешь, иллюминаторы закрыты головным обтекателем ракеты, и ты ничего не видишь. Зато когда возвращаешься домой, то с левого кресла и с правого хорошо видно, что творится за иллюминаторами. Командир находится чуть сзади, чтобы, помимо прочего, наблюдать за членами экипажа, поэтому ему в эти минуты, к сожалению, ничего не видно.
Земное утро с борта корабля «Союз МС-05»
Но я вспоминаю свой первый полет, когда сидел рядом с иллюминатором, расположенным в десяти сантиметрах от лица, и с внешней стороны ползла по стеклу плазма. Было утро, самый восход, первые солнечные лучи – безумно красиво. Однако в какой-то момент ты понимаешь, что сидишь в маленьком шарике, который бросили в атмосферу, и он падает на такой скорости, что даже воздух вокруг раскаляется от его движения. Конечно, охватывает волнение, и этот момент запоминается навсегда.
Какая температура внутри «Союза» при взлете?
Всё зависит от условий снаружи. Когда старт готовится зимой, «Союз» работает на полный обогрев. Летом – на охлаждение, и часто системы кондиционирования захлебываются, не справляются, потому что обычно на Байконуре жара стоит несусветная. До плюс тридцати доходило, при том что нормой считается от плюс шестнадцати до плюс восемнадцати.
Но в общем-то в «Союзе» комфортно. После выхода на орбиту начинают работать радиаторы корабля, восстанавливают нормальную температуру, сбрасывая избыточное тепло в пространство, за счет чего условия становятся более подходящими для человека. Я, правда, слышал истории, будто бы при двухсуточном выведении к станции экипажи сильно мерзнут, но во время моих полетов «Союзы» шли по быстрой шестичасовой схеме, поэтому какого-то дискомфорта мы почувствовать не успели.
Зачем в «Союзе» мягкая игрушка?
Индикатор невесомости. Берут их с собой в корабль по сложившейся традиции. Говорят, что американцы в начале 1990-х годов использовали детские игрушки во время школьных уроков с орбиты для демонстрации эффектов, возникающих при отсутствии силы тяжести, а потом кто-то шутки ради назвал такую игрушку «индикатором невесомости» – оттуда и пошло. Игрушку каждый экипаж выбирает сам, и она становится нашим талисманом. Например, в моем первом полете «индикатором невесомости» служил маленький черный кот, у которого на пузе была «шестерка» – шесть точек. В отличие от меня, у кота был уже третий полет, потому что Олег Котов ранее возил его с собой в космос, а выбрали талисман дети командира Дима и Лера, поэтому у него было собственное имя – Димлер. Когда я отправлялся на орбиту в качестве командира, то выбирала моя семья. В итоге остановились на вязаном гноме – в честь песенки Юрия Кукина «Маленький гном», которую я часто исполнял. Конечно, игрушка тоже должна быть осмотрена специалистами и сертифицирована ими: чтобы не шерстила и чтобы, если порвется, не разлетались зернышки наполнителя.
Сергей Рязанский и миниатюрный макет «Спутника-1» на МКС
