Стас согласился. Отчасти из-за того, что чувствовал себя обязанным этой непостижимой женщине, отчасти из-за мальчишеского любопытства и такого же мальчишеского желания в реальной жизни примерить костюм Супермена. Он согласился, и согласие поставило его на одну ступеньку с молчаливым Алексом, теперь они оба были ее защитниками. Только, в отличие от Громова, Алекс имел доступ к куда более серьезным тайнам. Но даже того, что открылось Стасу тем вечером, хватило, чтобы полностью изменить его жизнь…
В институт он поступил так же легко, как когда-то в техникум. Переехал в другую, уже гораздо более комфортную квартиру и решился наконец воплотить в жизнь свою давнюю задумку – открыть тату-салон. Отчего ему, в будущем дипломированному специалисту-айтишнику, пришла в голову такая блажь, Громов не стал объяснять никому, даже Хельге. Ну как объяснить, что многочисленные блокноты с набросками – это тоже часть его жизни, что обитатели его блокнотов вот уже несколько лет рвутся на волю, ищут себе хозяев, чтобы радовать, удивлять или оберегать! Стас сам до конца не мог поверить, что его задумка может увенчаться успехом, сначала он просто брал уроки у одного из лучших татуировщиков в городе, а потом, когда почувствовал в себе силу и острую необходимость творить самому, занялся поиском помещения под салон.
Этот подвал приглянулся Громову с первого взгляда. Было что-то особенное и знаковое в том, что наброски из заветного блокнота будут оживать не при свете солнца, а под землей. Его не смутило даже плачевное состояние помещения: отложенных денег должно было хватить как минимум на косметический ремонт. Осталось лишь найти соарендатора, потому что платить в одиночку за такую немаленькую площадь было накладно. Наверное, Стасу повезло, потому что соарендатор в лице Василия Гальянова появился на его жизненном пути очень своевременно.
Уже тогда, несколько лет назад, Гальяно без зазрения совести причислял себя к миру магов и волшебников, именовался гордо – магистром черной и белой магии, но после первой же распитой на двоих бутылки водки признался, что черную магию он не практикует, хотя и имеет богатую теоретическую базу. Громов, который к тому времени имел не только теоретическую, но и кое-какую практическую базу, лишь неопределенно покивал головой. Маг так маг, лишь бы счета оплачивал вовремя и не совал нос не в свои дела.
Со счетами у них получалось все более или менее нормально. Гальяно за время их знакомства лишь пару раз входил в штопор из-за какой-нибудь особенно привлекательной клиентки. Тогда Громову приходилось одалживать ему денег, но, несмотря на кажущуюся ветреность, долги Гальяно отдавал всегда в срок. А вот скрывать от партнера темную половину своей жизни с каждым днем становилось все труднее. И даже не из-за любопытства Гальяно, а из-за его удивительной проницательности. Или, может, богатой теоретической базы? Как бы то ни было, а Громов чувствовал, что наступит время, когда приятелю волей-неволей придется перейти от теории к практике. Оставалось лишь дождаться решения Хельги.
Пока Хельга к Гальяно лишь присматривалась: не без удовольствия слушала его треп о приворотах и стопроцентно действенных заклинаниях по вызову потусторонних сущностей, называла забавным мальчиком, а в разговорах с Громовым темы привлечения Гальяно в их маленькую армию избегала. Лишь однажды на брошенную Громовым фразу, что Гальяно хороший парень, но малость с придурью, сказала очень серьезно:
– Стас, этот милый мальчик совершенно особенный. А то, что ты называешь придурью – это на самом деле Дар.
Всего на какое-то мгновение Громову стало обидно, что в нем, верой и правдой служащем Хельге вот уже несколько лет, нет ничего особенного, а у балабола Гальяно какой-то там дар, но лишь на мгновение. А потом Стас подумал, что будет намного лучше, если друг останется в неведении и не перешагнет ту невидимую черту, за которой невинные байки про колдовство и вызов духов становятся реальностью.
Так было до недавнего времени, до того памятного дня, а точнее, ночи, когда Хельга рассказала о том нелегком деле, которое им предстоит.
– Пришло время, мой мальчик. – Хельга сидела в удобном кресле, купленном Громовым специально для нее. – Он вырвался на свободу…
– Кто? – Громов не понимал ровным счетом ничего, но чувствовал, что спокойной жизни пришел конец.
– Ты смотришь криминальные хроники? – вопросом на вопрос ответила Хельга и чуть дрожащими пальцами вставила в мундштук сигарету.
Нельзя сказать, что Стас специально смотрел криминальные новости, но, чтобы жить в этой стране и одновременно оставаться в блаженном неведении, нужно было родиться слепоглухонемым. О том, что в городе завелся маньяк, сжигающий на дьявольских кострах молоденьких девушек, не знал разве что младенец. Три жертвы – и ни единой зацепки. Вот, пожалуй, и вся информация. Неужели Хельга что-то знает, и у них получится вычислить этого зверя?.. Сердце гулко ухнуло в груди, разгоняя по жилам застоявшуюся от долгого бездействия кровь, а рука привычно нащупала в кармане верный «Макаров».
– Обычным оружием его не возьмешь. – Хельга словно читала его мысли. А может, и читала…
– Почему? – Громов уже знал ответ, но все равно спросил.
– Потому что он не человек. – Хельга глубоко затянулась сигаретой. – Уже не человек, – добавила она после долгой паузы.
– Тогда кто?
– Ты любишь историю, мой мальчик? – спросила женщина, глядя на него сквозь голубоватое облачко дыма.
В ответ Громов лишь пожал плечами. Все зависело от того, как далеко в прошлое нужно смотреть. Новейшую историю, пожалуй, да. Но ведь Хельга сейчас явно не об этом…
– Я тебе кое-что расскажу, – Хельга понимающе кивнула. – Слушай и не перебивай, потому что от этого зависит очень многое…
Хельга заговорила, а Громов рассеянно черкал в своем блокноте, это помогало сосредоточиться, не упустить нить. Когда рассказ был закончен, он впервые за годы общения с Хельгой понял, в какие серьезные и страшные игры играет эта хрупкая с виду женщина…
* * *
1889 год Андрей Васильевич Сотников
Ах, до чего же, оказывается, тяжкое это бремя – очутиться в самом центре событий! Раньше Андрей Васильевич о таком и мечтать не смел, а нынче не знал, куда деваться от обрушившегося на его скромную персону внимания. То, что Максимилиан фон Вид оказывает ему особое расположение, не осталось в обществе незамеченным. Поначалу-то Андрею Васильевичу в таком положении вещей виделась одна только выгода, потому как немногие могли похвастать дружбой с бароном. Ну, про дружбу – это, конечно, громко сказано. Скудоумием Андрей Васильевич никогда не страдал и прекрасно понимал, каков на самом деле расклад, но остальным-то невдомек, что связывает их с бароном отнюдь не дружба, а острое и в некотором смысле даже болезненное любопытство, желание любой ценой докопаться до истины.
Только вот совместный этот интерес по негласному соглашению они держали при себе, никому о своих дедуктивных изысканиях не рассказывали, оттого, верно, у окружающих и сложилось ошибочное представление о сути вещей. Одни Андрею Васильевичу откровенно завидовали, другие пытались воспользоваться его теплыми отношениями с бароном в своих корыстных целях, чтобы похлопотал да поспособствовал. Нашлись и такие, которым он стал точно кость в горле. Те, что поумнее, негодовали тайно, но были и те, которые при каждом удобном случае стремились напакостить, дать понять, что возвышение Сотникова временное и недолгое.
