– Это не сказки, – Анна поежилась, вспоминая призрачный поцелуй барона, – он существует на самом деле.
– Да, он существует, но кроме него есть еще кто-то. Кто-то из плоти и крови, достаточно сведущий в оккультизме и смелый, чтобы решиться на такой эксперимент. – Громов на мгновение замолчал, а когда уже хотел было что-то сказать, снова зазвонил его мобильный телефон. Громкий звук рингтона спугнул мысль, и Анне показалось, что в эту самую секунду они потеряли что-то очень важное, тоненькую ниточку, которая могла помочь найти правду.
– Слушаю. – Лицо Громова сделалось напряженным и сосредоточенным. – Да, я все понял, буду через час. – Он сунул мобильный в карман джинсов, рассеянно посмотрел на Анну, а потом сказал: – Анюта, мне нужно будет уехать. Это очень важно. Не знаю, надолго ли, но обещаю к вечеру вернуться. Давай я отвезу тебя к Любаше.
– Не нужно, – она протестующе покачала головой. – Я побуду дома, ты только вернись домой до ночи.
– Я вернусь. – Громов посмотрел на нее долгим взглядом, а потом поцеловал торопливым, каким-то совсем неласковым поцелуем и вышел из кухни. – Запри за мной дверь! – послышалось из прихожей. – И никому не открывай. Слышишь?
Анна кивнула, точно он мог ее видеть, но когда хлопнула входная дверь, так и осталась сидеть за столом. Сердце вдруг болезненно сжалось от совершенно иррационального, но острого чувства неотвратимости надвигающейся беды. В этом они с Демосом оказались похожи, у каждого из них имелось свое собственное фатальное предчувствие, каждого из них можно было смело назвать сумасшедшим. Единственным нормальным казался Громов, но Громов ушел, а она осталась наедине со своими явными и тайными страхами. Нельзя бояться! Самое время начинать учиться держать удар. И сидеть сложа руки тоже не стоит, нужно занять себя чем-нибудь привычно рутинным. Генеральная уборка – самое то!
Анна убрала, протерла и перемыла почти все, что только можно было убрать, протереть и перемыть, и даже прибралась на антресолях, когда в так и не запертую дверь деликатно постучали…
* * *
Хельга ждала его в салоне. Даже если бы Громов ее не увидел, то все равно почувствовал бы по аромату ладана и лилий. Сегодня аромат этот был особенно пронзительным и тревожным. Да и сама Хельга выглядела взволнованной.
– Хорошо, что ты пришел, мой мальчик. – Она взмахнула рукой с зажатой в ней сигаретой. – Как дела?
– Как сажа бела. – Он уселся за свой стол, вопросительно посмотрел на Хельгу. – Вы принесли бумаги?
– Погоди. – Она улыбнулась, но не так, как раньше. По холеному, лишенному возраста лицу скользнула лишь тень улыбки. – Как девочка? Он приходил этой ночью?
– Приходил, но ушел.
– Уже скоро. – Хельга загасила лишь наполовину выкуренную сигарету. – Я думаю, сегодня или самое позднее завтра он придет, чтобы ее забрать.
– Сжечь? – спросил Громов с мрачной решимостью.
– Да, – Хельга кивнула. – Девочка должна стать последним звеном в цепи превращений. Он заберет ее душу и обретет плоть.
– Она не станет последним звеном. Я не позволю.
– Ты не позволишь. – Хельга посмотрела на Громова долгим внимательным взглядом. – Я знаю это, мой мальчик. А барон не знает, и в этом наш козырь.
– Мне нужны документы. Все, что удалось собрать. Вы принесли?
– Нет. – Хельга покачала головой и тут же добавила: – Но я договорилась, чтобы тебя пустили в архив. Ты увидишь все собственными глазами: отчеты, рапорты, воспоминания очевидцев, кое-какие фотографии. Поверь, мне стоило огромных трудов добиться того, чтобы эти документы вообще нашли, но даже моего влияния не хватило для того, чтобы их хотя бы на время позволили изъять из архива. Когда прочтешь, позвони мне. Я отвечу на все твои вопросы.
– На один вопрос я хотел бы получить ответ прямо сейчас. – Громов посмотрел на свою татуировочную машинку. – Почему именно феникс? И еще, чей пепел я высыпал в краску?
– Ты научился задавать правильные вопросы, мой мальчик. – Хельга одобрительно улыбнулась. – Ты ведь знаешь, что за существо феникс?
Громов молча кивнул.
– Сгорающий и восстающий из пепла, вечно живой… У меня есть основания думать, что барон Максимилиан фон Вид прожил отнюдь не тридцать лет, как записано в официальных документах, а многим больше.
– Восставал из пепла, как мифическая птица?
– Не совсем так, но близко. Я думаю, чтобы не стареть, он использовал пепел феникса.
– Пепел птицы, которой не существует? – Громов не удержался от саркастической усмешки.
– Большинство смертных считает, что призраков тоже не существует, – отрезала Хельга, – а один из них охотится за Анной. Удивительно, не правда ли?
– Простите, – Громов покаянно кивнул.
– Прощаю, мой мальчик. В последнее время мне только и остается, что прощать. – В затянутой в лайковую перчатку руке яркой искрой вспыхнула зажигалка, Хельга снова закурила. – Считается, что пепел феникса дарует если не бессмертие, то почти бесконечно долгое существование. С его помощью можно вернуть к жизни даже смертельно больного человека.
– Барон был из числа бессмертных?
– Практически.
– Но его ведь убили.
– Роковое стечение обстоятельств. Если бы рану сразу присыпали пеплом, он остался бы жив.
– А Анюта? В ее крови теперь тоже пепел феникса? Она теперь тоже бессмертна? – Громов почувствовал, как по позвоночнику пробежала дрожь.
– Нет, – Хельга затянулась сигаретой, покачала головой. – Это был другой пепел, пепел из костра, на котором сгорела Анна, последняя жертва барона.
– Но зачем тогда?.. – Громов с такой силой сжал столешницу, что онемели пальцы.
– Максимилиан фон Вид был повесой и бабником, – Хельга говорила и рассеянно разглядывала затейливые дымные узоры, – но одну-единственную женщину он любил по-настоящему.
– Анну?
– Да.
– Но даже это большое и светлое чувство не помешало ему сжечь ее на костре…
– Он был безумцем, – Хельга грустно улыбнулась, – воплощением зла. Я даже допускаю, что он не сознавал, что творит.
– А пепел?
– А пепел – это приманка. Теперь он найдет свою Анну среди сотни тысяч других женщин.
– Свою Анну? – повторил Громов.
– И она его тоже узнает. – Хельга как будто ничего не слышала. – Потому что даже у пепла есть память.
– Феникс загорается, когда призрак приближается к Анне. Ей снятся кошмары, в которых она сгорает заживо…
– Я же говорю – память.
– А ради чего? Что стоит того, чтобы мучить ни в чем не повинного человека?! – Никогда раньше Громов не испытывал такой испепеляющей ярости. Он всматривался в красивое и непроницаемое лицо Хельги и понимал, что ненавидит ее всем сердцем.
