Я понимающе кивнул в ответ. Вновь безумно захотелось плакать, но она остановила меня:
– Даан, я хочу, чтобы ты был счастлив. Не знаю, какое решение примешь в итоге, но… если вдруг сможешь сделать то, чего не смогла сделать я, знай: всегда поступай так, как считаешь нужным. Ты особенный. Не слушай других. Не поддавайся их мнению. В мире всегда найдутся те, кому ты не понравишься, кто будет завидовать. Лишь после смерти я поняла, насколько была глупа, слушая других, поступая так, как им выгодно.
Она прикусила губу и подняла мокрые глаза к небу.
– Мне стоило бы сказать: «Я всегда буду с тобой».
– Так скажи, пожалуйста.
– Я не хочу врать.
С каждой секундой небо освещалось тысячами светлых лучиков, которые превращали его из темно-синего в розовое. За спиной Дианы показалось солнце. Наши объятия становились крепче. Я наивно надеялся, что тем самым удержу ее, сломаю правила и оставлю с собой.
Но Диана исчезала. Ее образ переливался при свете, как журчащая вода на камнях. С каждой секундой от меня медленно отрывали нечто важное. Адская боль. Я чувствовал ее телом и душой. Из-за нее тряслись руки, кружилась голова. Я никогда не испытывал подобного, и врагу не пожелаю испытать – ужаснее пытки не существует.
Диана отпрянула от меня, нежно погладила по щеке и поднялась на носочки. Наши губы едва соприкоснулись, но она остановилась и медленно опустилась.
– Твое сердце принадлежит другому человеку, но все же сделай правильный выбор и… воскресни за сорок дней.
Она улыбнулась и исчезла у меня на глазах.
Я упал на колени. Потеря близкого человека раздавила меня окончательно. Весь мир, все обстоятельства против меня. Я никому не нужен. Я опять не ценил то, что имел. Опять не сделал ничего из того, что намеревался сделать. Опять совершил роковую ошибку.
Не знаю, сколько просидел там на коленях. Ноги онемели, стали ватными. Я открыл глаза и увидел то, от чего сердце облилось кровью. Белая роза. Она осталась после Дианы. Белый – цвет красоты души, ее чистоты. Такая молодая роза, только-только распустившая белоснежные лепестки. Без колючих шипов, с пышными листьями, со свежими корнями.
Я прижал эту розу к себе и вновь заплакал.
17
Теперь, когда Дианы не стало, я мог пойти к ней на могилу и возложить тот цветок. Последние мысли покинули меня, когда я оказался на месте. Цветок был так прекрасен и свеж. В нем заключалась жизнь Дианы. Так мне казалось. Она никому не навредит, не причинит боль. Обрекать ее на увядание не было сил, и я посадил розу прямо на могиле девушки. Подумывал и о том, чтобы отнести цветок маме Дианы, но та уже покинула город. Ее должны были отправить на лечение. Я надеялся на это.
Вдруг сквозь меня прошел парень вместе со своей матерью. Он был невысок, не сказать, что привлекателен в моем понимании, но от его пронизывающих голубых глаз было сложно оторвать взгляд. Казалось, этот парень может видеть насквозь, но по его лицу, немного неуклюжим движениям и тому, как он переставляет ногу, я мог понять, что незнакомец не уверен в себе и одинок. Это было очевидно для меня, так как я сам был таким.
– Красивое имя – Элана, – говорила его мать. Невысоким ростом и каштановыми волосами сын, похоже, пошел в нее.
– Да, – сдавленно отвечал он.
Женщина осторожно оглянулась на сына, чей взгляд был прикован к все еще свежей могиле Эланы. Она взяла его руку и тихо спросила, кажется, не ожидая ответа:
– Она… была тебе дорога, Уилл?
В ответ сын втянул голову в плечи. Я видел, как сжались его кулаки, а кадык заходил вниз-вверх.
– Наверное, ей было очень плохо, – шептал он. – Если бы я знал, если бы вовремя заметил, может, решился бы сказать ей это.
Не знаю почему, но его ответ поразил меня настолько, что я не устоял на ногах и качнулся в сторону. Уилл винил себя в смерти девушки, с которой никогда не водил дружбу; девушки, которая, возможно, никогда не думала сказать ему даже слово.
Знаете, а ведь он в чем-то прав. Неуверенность и равнодушие убивают не только нас, но и дорогих нам людей. Мы думаем, что никому не нужны, уверяем себя, что наша поддержка ничего не стоит. И даже не догадываемся, что есть люди, чьи жизни зависят от наших улыбок.
Алексис, если верить школьным слухам, должен уехать сегодня.
Это мой шанс.
Я добрался до его дома. Мистер Бертольд поспешно грузил чемоданы в багажник. В дверях дома стояла негодующая сестра. Мимо нее прошел Алексис с сумкой. Он был бледнее обычного, я заметил круги под глазами и непривычную худобу.
– Стой! – Мона схватила его за руку. – Я должна кое-что сказать.
– Мне кажется, ты уже все сказала. – Алексис отмахнулся от нее презрительно, как это делали императоры со своими рабами, которые цеплялись за подол их одеяний.
– Все не так, как ты думаешь!
– Мона, хватит его задерживать, – пригрозил ей Бертольд, и девушка отшатнулась от Алексиса.
Отец бросил на нее тяжелый взгляд. Брат не обратил на это внимания, погрузил вещи в багажник и еще за чем-то вернулся в дом.
Мона сделала несколько быстрых шагов навстречу отцу и заговорила жалобным голосом:
– Папа, зачем ты это делаешь?
– Я поступаю по воле Алексиса, не мешай. – Бертольд закрыл багажник и направился к пассажирской двери. За рулем уже был водитель.
– Ты ведь понимаешь, что обрекаешь его на страдания?
– Какие еще страдания? Мона, – он понизил голос, – как только мы окажемся в Амстердаме, я отведу Алексиса к психологу… Нет, лучше сразу к психиатру, чтобы он вылечил его.
– От чего?
– От гомосексуализма, конечно же!
– Но, папа, это ведь не болезнь. Алексис такой, какой есть.
– Раньше ты считала иначе.
– Я поменяла свое мнение, потому что была слишком жестока к нему, подчиняясь твоей воле. В глубине души я никогда не считала так, как говорила.
– Как думаешь, почему я вытащил дневник из мусорного пакета и отдал его тем слюнтяям?
– Ты хотел, чтобы Алексис опозорился перед всеми и вернулся в Амстердам?
– Верно, но и для того, чтобы он понял ошибочность своих предпочтений.
– Но ведь нельзя любить его меньше из-за того, что он – гей! Он остается твоим сыном и моим братом. Ты просто узнал, что ему нравятся парни. Нельзя из-за этого относиться к человеку иначе.
– Я люблю его, Мона, а потому хочу спасти от этого недуга, пока не поздно. – Мужчина тяжело вздохнул и продолжил шепотом: – Такие люди, доченька, – ошибки. Ошибки природы, ведь это неестественно. Бог создал мужчину и женщину не для того, чтобы те спали с себе подобными, а для того, чтобы сохранять баланс в мире. Представители ЛГБТ этот баланс нарушают, уничтожают закон Божий. Этому миру такое не нужно.
