Майор Брутт огорчится, если я буду так медленно собирать его головоломку.
Понедельник
Когда я вернулась от мисс Полли, Анна сидела у меня в комнате и собирала головоломку. Она извинилась, но сказала, что не может оторваться, поэтому мы с ней продолжили собирать головоломку вдвоем. Она спросила, откуда взялся стол, на котором она разложена, и я сказала, что его откуда-то принесла Матчетт. Она сказала: аа. Она собрала целый уголок, часть неба с самолетом. Она улыбалась чему-то своему, рылась в кусочках головоломки, потом спросила: ну как там поживают твои кавалеры? Она сказала, что надо, наверное, пригласить майора Брутта на ужин, пусть соберет ту часть неба, которая поскучнее. Потом спросила, кого мы еще позовем – Эдди? Сказала: ты только скажи, это твой праздник. Мы с ней собирали головоломку до тех пор, пока Анне не пора стало переодеваться к обеду.
Сегодня мы начали изучать искусство Тосканы, еще проходили счетоводство и немецкую грамматику.
Вторник
Я спускалась к завтраку, а дверь в спальню Анны была приоткрыта и был слышен их разговор с Томасом. Она говорила: ладно, это твое что-то там, а не мое. Томас часто сидит с ней на кровати, пока она пьет кофе. Потом она сказала: она же дочь Ирэн, сам понимаешь.
Актер так ничего больше и не написал Лилиан.
Сегодня мы проходили первую помощь и обсуждали наши сочинения, а потом нас водили на лекцию по Корнелю.
Среда
Я получила письмо от Эдди, но он не пишет, что делал на выходных. Просит не рассказывать Анне об этих его пародиях, потому что пару раз она сама заходила к нему на чай. Что такого, по его мнению, я могу рассказать Анне? Иногда я его совсем не понимаю.
Сегодня лил дождь. Мы проходили основы гигиены, обсуждали Корнеля, а потом нас водили в Национальную галерею.
Вечером Анна взяла меня на грандиозную вечеринку с золотыми стульями, где было, правда, несколько моих сверстниц. Я была одета в черное бархатное платье. Какая-то дама подошла к Анне и сказала: я слышала, вы собрались за границу. Анна ответила: ой, я и сама еще не знаю, и потом этак на меня посмотрела.
Четверг
Сегодня мы слушали лекцию о событиях недели, а потом специальную лекцию о Савонароле и проходили риторику (на немецком).
Мы с Томасом ужинали вдвоем, потому что Анна ужинала с кем-то еще. Он спросил, не буду ли я против, если мы никуда не пойдем, потому что, сказал он, день у него выдался тяжелый. Ему даже не хотелось особенно ни о чем говорить. В конце ужина он сказал: боюсь, это все довольно скучно, но это и есть семейная жизнь. Я сказала, что когда мы жили на юге Франции, то часто не разговаривали. Он сказал: а кстати, раз уж мы заговорили о юге Франции, я и забыл, мы тебе говорили, что едем на Капри? Я сказала, что это будет очень хорошо. Он кашлянул и сказал: то есть мы с Анной едем. И затем быстро продолжил: мы все прикидывали, что бы такого хорошего придумать для тебя. Я ответила, что, кажется, Лондон для меня очень хорош.
Пятница
Вчера вечером, едва я успела убрать дневник, Матчетт зашла пожелать мне спокойной ночи. Увидев, что я еще не в постели, она всплеснула руками. Тогда я сказала ей, что они мне сказали, что едут за границу. Она ответила: вот как, вам сказали, – и уселась на кровать. Она сказала: она все его донимала, чтобы он сказал. Я ответила: ну, что же им делать, они же не виноваты, что есть я. Она ответила: нет, но если бы они поступили с вами по справедливости, вы не бегали бы теперь за этим Эдди.
Я сказала: но ведь, в конце концов, они муж и жена, а я никому из них не муж и не жена. Она сказала: был один брак, а потом стал другой брак – вот отчего все беды и начались. Я сказала Матчетт, что у меня в любом случае есть она. Тогда она навалилась на кровать с правой стороны и спросила: это-то понятно, а ведете-то вы себя хорошо? Я сказала, что не понимаю, что это она такое говорит, а она сказала: не понимаете, это-то и плохо. Сказала, если бы мистер Томас был бы хоть вполовину таким человеком, каким был его отец, то у меня бы…
У меня бы что, Матчетт? – спросила я. Но она ответила: да ничего.
Она встала и, поджав губы, разгладила фартук. Сказала: он есть актеришка, вот кто он. Сказала: ему бы оставить вас в покое. Ее пожелания спокойной ночи теперь совсем не те, что прежде.
Завтра суббота.
Суббота
Утром Анна зашла с самой обычной своей улыбкой и сказала: Эдди просит тебя к телефону. Телефон звонил уже давно, так что, наверное, Анна первой поговорила с ним сама. Он спросил: как насчет того, чтобы снова прогуляться по парку? Сказал: все в порядке, я знаю, что они едут в Ричмонд. Сказал: встречаемся на мостике в три.
Матчетт даже внимания на меня не обратила, когда мы столкнулись на лестнице.
Мы встретились на мостике в три.
Воскресенье
Утром они поднялись довольно поздно, поэтому я пока складывала головоломку. Когда они наконец спустились, то сказали, что мы будем делать все, что я пожелаю. Я не могла придумать, чего я желаю, так что кто-то из них сказал – Эппинг. Мы поехали туда, зашли в место под названием «Робин Гуд» и ели на обед колбаски. Потом мы с Томасом отправились гулять по лесу, а Анна осталась в машине читать детектив. Он сказал мне, они договорились, что я поживу на побережье, пока они с Анной будут на Капри. Я ответила: хорошо, наверное, будет здорово. Томас как-то так на меня покосился и ответил: наверное.
Когда мы вернулись к машине, Томас сказал: я рассказал Порции о наших планах. Анна ответила: ой, правда? я так рада. Она так увлеклась детективом, что всю дорогу до дома читала.
Я сказала, что наша прогулка мне очень понравилась.
Анна сказала: не успеешь оглянуться, как наступит весна.
Часть 2
Плоть
1
В начале марта замигали, а затем запылали желтым и багряным крокусы в парке. Свисток тоже давали позже: теперь здесь можно было гулять и после чая. Заметим, кстати, что первый час весны бьет как раз около пяти вечера, это осень наступает ранним утром, но весна – под конец зимнего дня. Воздух, перед тем как потемнеть, становится плотнее, начинает пульсировать странным белым светом, и завеса черноты так и не падает, словно бы случилось что-то из ряда вон выходящее. Может быть, еще и нет никаких закатов, и еще не набухли почки на ветках, но чувствам уже подали знак, знак еле приметный, но до того надежный, что, кажется, это и не знак вовсе, а движение души. И от этого пробуждается все, что было на сердце.
Ни одно человеческое переживание не сравнится по силе с этим нагим переживанием земли. Другие стадии весны, когда она уже шагнула за порог, встречают с присущей случаю радостью. Но ее первое, незримое появление всегда вызывает тревогу: в компаниях смолкают разговоры; о желании уединиться – с собой ли или с тем, кого любишь, – дают знать взглядом или порывистым движением, распахивают окно, окидывают взглядом улицу. В городах поток машин и пешеходов то редеет, то учащается, и даже в зданиях чудится такая глубина, что улицы кажутся бороздками в древесине. И только прохожие, обмениваясь взглядами, признают, что это все происходит на самом деле, и еще – влюбленные. Сердца тридцатилетних ноют от ненаписанной поэзии. Для того, кто вышел прогуляться в этот первый вечер весны, нет ничего мертвого, ничего бесчувственного: чернеющие печные трубы, виадуки, особняки, заводы из стекла и металла, однотипные магазинчики вдруг видятся монументальными, будто скалы, и кажется, что они не просто существуют, но еще и умеют мечтать. Атомы света дрожат меж ветвей вытянувшихся черных деревьев. Именно в первый, потусторонний час весенних сумерек сильнее всего чувствуешь эту почти конвульсивную земную жизненность. Некоторых людей это время так пугает, что они торопятся домой, поскорее зажигают свет – их преследует запах фиалок, которыми торгуют у обочины.
