Он еще раз оглядел сумеречную комнату с ее новой обитательницей, потом вышел, закрыл дверь, принялся спускаться к телефону – по-прежнему шагал как лунатик, только чуть быстрее, словно его подгонял дурной сон, от которого никак не очнуться. Спускаясь пролет за пролетом, он все видел ее лицо на подушке и точно сквозь сон осознавал, сколь неглубока оказалась его мудрость. Наши пристрастия – давайте назовем их так, – наши привязанности столь инстинктивны, что мы почти не подозреваем об их существовании; только когда ими поступаются или, хуже того, когда ими поступаемся мы, вот тогда мы в полной мере и осознаем всю их силу. Предательство это означает конец внутренней жизни, без которой повседневность обращается либо в жуть, либо в бессмыслицу. Где-то в глубине души вдруг напрочь исчезает таинственный пейзаж, казавшийся бескрайним, и чудится, что у тебя навсегда отобрали эту бескрайность, что нигде, ни на одной улице ты не уловишь и смутного воспоминания о нем.
Майор Брутт не обладал склонностью к красноречивым размышлениям, он попросту почувствовал, что все переменилось к худшему. Его крепость пала, отныне он не может ни мечтать о доме на Виндзор-террас, ни приходить туда. Он заставил себя думать о ближайших действиях, понадеялся, что Квейны мигом предложат решение, что смогут забрать Порцию, что ему не придется везти ее к ним. Но стоило ему втиснуться в вертикальный гробик телефонной будки, как все его колебания, надо ли ему телефонировать, развеялись, хотя они, наверное, посмеются над ним, они совершенно точно посмеются над ним – снова.
6
Сент-Квентин, которого так и тянуло на место преступления – а точнее, к его моральному источнику, – пил херес у Анны, когда поднялась тревога. До этой минуты Сент-Квентин пребывал в отличном расположении духа, с облегчением отмечая, что почти не чувствует за собой никакой вины. Ни о каких дневниках и речи не заходило.
Волнения начались на первом этаже номера второго по Виндзор-террас и вскоре добрались до его верха. Пока Сент-Квентин и Анна потягивали херес, Томас вернулся домой, неожиданно поинтересовался, где Порция, и получил ответ, что та еще не приходила. Он и думать об этом забыл, пока Матчетт, собственной персоной, не возникла в дверях кабинета и, сообщив, что Порции до сих пор нет, не спросила, что Томас в связи с этим намерен предпринять. Стоя в дверях, она пристально рассматривала его, в последнее время они почти не встречались лицом к лицу.
– Я хочу сказать, без двадцати восемь – время позднее.
– Наверное, у нее были планы на вечер, о которых она забыла нам сказать. Вы спрашивали миссис Квейн?
– Миссис Квейн принимает гостей, сэр.
– Знаю, – ответил Томас.
У него чуть было не сорвалось с языка: «А то чего я, по-вашему, тут сижу?» Но он сказал только:
– Это не повод не спрашивать миссис Квейн. Скорее всего, она знает, где мисс Порция.
Матчетт смотрела на него совершенно бестрепетно, Томас хмурился, разглядывая авторучку.
– Ладно, – сказал он, – в любом случае лучше спросить у нее.
– Разве что вы пожелаете сами, сэр…
Повинуясь этому принуждению, Томас выбрался из-за стола. Матчетт явно что-то подозревала – впрочем, Матчетт всегда что-то подозревает. Если так смотреть на жизнь, то повод для беспокойства всегда найдется. Томас поднялся на второй этаж, но пока одолевал лестницу, успел проникнуться невысказанными подозрениями Матчетт, а потому резко распахнул дверь гостиной и застыл на пороге с таким видом, что Анна и Сент-Квентин тут же занервничали.
– Порции до сих пор нет дома. Я полагаю, мы знаем, где она?
Сент-Квентин вскочил, взял бокал Анны и налил ей хересу. Так ему удалось какое-то время не поворачиваться к Квейнам лицом, он подлил хересу себе, а заодно налил выпить и Томасу. Затем прошелся по комнате, остановился у окна и принялся наблюдать за людьми, как ни в чем не бывало катавшимися по озеру на лодках. Если что-то плохое и могло случиться, то уже давно случилось бы, убеждал он себя, поэтому вряд ли что-то случилось сейчас. С тех пор как он распрощался с Порцией на кладбище, сказав ей все то, что он ей сказал, прошло пять дней. Однако – и это приходилось признать – неизвестно, сколько времени ей могло понадобиться, чтобы как-то отреагировать. Ведь изначальному потрясению, как это часто бывает, нужно дозреть. Настроение у Сент-Квентина резко испортилось – он снова оказался заодно с родственниками этого ребенка, ему сделалось тошно, захотелось немедленно уйти. Он услышал, как Томас соглашается с изрядно растерявшейся Анной, что, пожалуй, стоит позвонить домой Лилиан.
Но мать Лилиан сообщила, что дочери нет дома, она проводит вечер с отцом и совершенно точно без Порции.
– Боже, – сказала мать Лилиан с еле заметным самодовольством, – мне так жаль. Вы там, наверное, места себе не находите.
Анна сразу же повесила трубку.
Томас заговорил – сначала сдержанно, но постепенно все больше и больше распаляясь:
– Знаешь, Анна, только мы можем допустить, чтобы девочка ее возраста одна разгуливала по Лондону.
– Ой, милый, брось, – сказала Анна, – не буди в себе высшее общество. Девочки ее возраста работают машинистками.
– Но она не машинистка, да и вряд ли вообще чему-нибудь тут выучится. Почему Матчетт не может забирать ее по вечерам?
– Для этого мы недостаточно роскошно живем, Матчетт и без того есть чем заняться. Если уж Порция тут чему и выучится, так это самостоятельности.
– Да-да, это все замечательно – с теоретической точки зрения. Но пока она этому учится, ее, например, может сбить автомобиль.
– Порция очень осторожна, она всегда так пугается, переходя дорогу.
– Откуда ты знаешь, какая она, когда никого нет рядом? Я вот только на днях буквально выдернул ее из-под колес авто – прямо возле нашего дома.
– Она просто заметила меня, только и всего. – В голосе Анны зазвучали резкие, испуганные нотки. – И что теперь – обзванивать больницы?
– А почему бы тебе, – невозмутимо спросил Томас, – сначала не позвонить Эдди?
– Потому что его, во-первых, никогда нет дома. А во-вторых, с чего бы мне ему звонить?
– Например, потому что ты часто ему звонишь. Эдди, конечно, не самого большого ума, но вдруг у него есть какие-то соображения.
Томас взял бокал, наполненный для него Сент-Квентином, и осушил его. Затем произнес:
– В конце концов, они ведь с Порцией не разлей вода.
– Ради бога, давайте все перепробуем, – отозвалась Анна идеально гладким, ледяным тоном.
Она набрала номер Эдди, подождала. И оказалась права: Эдди не было дома. Анна повесила трубку и сказала:
– Одна польза от этих телефонов!
– С кем еще она дружит?
– Больше мне на ум никто не приходит. – Анна нахмурилась.
Вытащив из сумочки гребень, она провела им по волосам – и этим беззаботным жестом только расписалась в фальшивости своего безразличия.
