– Это она! – прошептал Бен.
Птица смотрела на них с выражением панического страха и отвращения. По размерам головы и клюва Мухоножка прикинул, что она крупнее его на несколько сантиметров.
– Спроси ее, откуда она! – шепнул Бен.
Попугаиха ответила таким сердитым чириканьем, что Мухоножке очень захотелось забиться к Бену в карман, но он устыдился своей трусости.
– Что она говорит?
Мухоножка не стал переводить Бену все прозвища, которыми изобретательная попугаиха наделяла человеческий род. «Хищная нечисть», например, – это было еще одно из самых безобидных. Неудивительно, что она говорила по-попугаичьи, хотя обычно присутствие гомункулуса заставляло животных переходить на человеческие языки. Самого его она тоже именовала странно. Мухоножка был для нее дженглотом, что бы это ни значило. Знай гомункулус, что дженглотами в Индонезии называют питающихся человеческой кровью карликов-зомби, которых местное население очень боится, он, наверное, почувствовал бы себя польщенным.
Попугаиха продолжала верещать и ругаться, но Мухоножка не понаслышке был знаком со страхом и потому легко распознавал его у других. Черные глаза чуть не выскакивали из орбит, а в глубине их Мухоножка увидел печаль, которую тоже слишком хорошо знал. Поэтому он прочистил горло и сказал не совсем то, что Бен поручил ему перевести.
– Быть единственным в своем роде – нелегкое испытание, – произнес он на том языке, на котором ответила ему попугаиха. – Поверь мне, я хорошо знаю, каково это. Но у моего хозяина великодушное сердце. Не сомневайся, он не причинит тебе зла. Напротив. Может быть, он сумеет помочь тебе попасть домой. Но для этого тебе придется рассказать нам, откуда ты родом.
Попугаиха вытянула шею, чтобы повнимательнее рассмотреть Бена, и вдруг, к изумлению Мухоножки и Бена, защебетала по-английски:
– Ме-Ра родом с тысячи тысяч зеленых островов, и сердце ее до крови стерто тоской по дому, как спина навьюченного осла!
И она с жалобным криком снова скрылась в своем потолочном укрытии.
– Тысяча тысяч островов? – шепотом повторил Бен. – Похоже, это Индонезия! – Он опустил фонарик, чтобы свет не пугал Ме-Ра, и крикнул, обращаясь к потолку: – Ме-Ра, ты отлично говоришь по-английски!
Сначала все было тихо, но спустя несколько минут Ме-Ра высунула голову:
– Что ж тут удивительного? Мы, попугаи, умеем подражать любому звуку! Не говоря уж о том, что этот твой примитивный язык мне даже слишком хорошо знаком: на нем говорил человек, засадивший меня в клетку!
Бен не стал объяснять, что на самом деле его родной язык – немецкий. С точки зрения Ме-Ра, это наверняка не менее варварское наречие.
– Мы могли бы, наверное, отвезти тебя домой! – сказал он вместо этого. – Это правда, что на твоих островах водятся грифоны?
Ме-Ра тем временем полностью вылезла из своего укрытия. Вид у нее был жалкий: перья тусклые и взъерошенные, клюв весь в грязи и обломан, будто она все это время долбила камни.
– Грифоны? – переспросила она недоверчиво. – Что такое грифоны?
– Огромные птицы! – Мухоножка широко развел руки – и снова опустил, осознав, что показывает в лучшем случае размеры воробья. – У них тело льва, а вместо хвоста – змея.
Ме-Ра испуганно склонила головку набок:
– Уж не о львиноптицах ли ты говоришь? – Она так резко присвистнула, что по темным закоулкам храма запорхали вспугнутые летучие мыши. – Это страшные чудовища! Они склевывают большого гиббона с дерева, как гусеницу. Даже бируанги и бинтуронги бросаются наутек, когда их тень падает на джунгли!
Бен и Мухоножка с торжеством посмотрели друг на друга.
– Ты можешь показать к ним дорогу? – спросил Бен. – А за это мы, конечно, отвезем тебя домой.
Ме-Ра распушила встрепанные перышки и тоскливо закурлыкала.
Но потом решительно покачала красной головкой.
– Залетевший туда, где живут львиноптицы, никогда не вернется домой! – напевно затараторила она, словно повторяя заклинание, заученное с детства. – Они выстелют свои гнезда твоими перьями и украсят свои сокровищницы роговицей твоего клюва. На твои кости они наколют свою добычу и твоим бьющимся сердцем накормят своих птенцов!
Она повернулась – и в мгновение ока исчезла в своем укрытии.
«Очень разумная реакция, – подумал Мухоножка. – „На твои кости они наколют свою добычу!“» Нужно еще раз все взвесить. Если подумать, так ли уж нужны на свете маленькие пегасики? Зачем вообще лошадям крылья? А без крыльев их и так полно!
Зато Бен был заворожен пугающим описанием Ме-Ра. Ах, как хорошо знал Мухоножка это выражение на его лице! «Опасность? Отлично!» – говорило оно. И: «Ну не отступаться же теперь!»
– Ме-Ра, ну пожалуйста! – Бен задрал голову к отверстию в потолке, где спряталась попугаиха. – Ты нам только покажи, на каком они острове. А потом лети куда хочешь.
Но Ме-Ра не показывалась. Только шорох перьев слышался из укрытия.
– Вот досада, хозяин! – сказал Мухоножка. – Боюсь, нам придется поискать другого проводника.
Каким он порой бывал лицемером! К своему стыду, Мухоножка, услышав отказ Ме-Ра, в душе невольно поблагодарил Гаруду – или какое уж там божество внушило ей этот ответ. В Индии их было столько, что даже Мухоножка не мог всех упомнить.
Но тут Бен просиял, и Мухоножка, даже не подняв взгляда к потолку, сразу понял, что Ме-Ра преодолела страх перед львиноптицами.
Бен подставил руку, чтобы она могла на нее спуститься.
– Позволь познакомить тебя с руководителем нашей экспедиции, Барнабасом Визенгрундом. Он тебя понравится, я уверен! Он борется с такими людьми, как те, что тебя поймали и продали!
Если бы Ме-Ра и не понимала по-английски, в голосе Бена так ясно слышались любовь и уважение, с которыми он и все Визенгрунды относились ко всему живому, что попугаиха наверняка поверила бы одним его интонациям. И потому она порхнула вниз и вцепилась когтистыми лапками в рукав его куртки. Сердце Мухоножки Бен в свое время завоевал тем же.
У экспедиции по спасению пегасов теперь был проводник!
При условии, что львиноптицы Ме-Ра действительно грифоны. И что она их не выдумала, чтобы попасть домой.
Какой-то частью души Мухоножка на это надеялся. «Твоим бьющимся сердцем они накормят своих птенцов!» Сердце гомункулуса для них наверняка особо лакомый кусок.
14. Прощальный подарок
