– Правильно, – сказал Уинстон; Берулу явно не разделял его убежденности. Тату мягко ткнулся носом в плечо мальчика, и глаза Уинстона засияли.
– Мне пригодился бы Повелитель драконов! – шепнул ему Тату. – Меня слишком захватывает боевой задор! Помочь тут может только ездок.
От счастья у мальчика подогнулись колени.
– Конечно! – пробормотал он. – Конечно, я попробую. Бен наверняка сможет мне объяснить, как это делается.
Лунг насмешливо взглянул на Барнабаса.
– Отлично, – буркнул Хотбродд. – С этим вроде разобрались. Может, мы уйдем наконец с этой просеки? Мне надоело стоять под этими… – Он показал вверх на головы грифонов. – Или вы хотите дождаться, пока сюда настоящие заявятся?
Нет, этого точно никто не хотел. Хотя Барнабас по-прежнему смотрел озабоченно.
– Древесный человек прав, большой Визенгрунд! – прощебетала Ме-Ра. – Надо уходить отсюда! Я могу отвести вас к дереву, которое защитит вас. Ни одна обезьяна на этом острове не смеет приблизиться к его ветвям!
– Сморчок остроглавый! Это, что ли, тот потерянный попугай из птичьего храма? – тихо спросила Серношерстка Хотбродда.
– Долго рассказывать, – пробурчал Хотбродд. – Но дерево-защитник – это мне нравится. А потом, я еще не получил обратно свой резак. И не собираюсь улетать отсюда, пока мне его не вернут.
37. Шепчущее дерево
У деревьев долгие мысли, неспешные, спокойные – ведь и живут они намного дольше нашего. Они мудрее нас, пока мы к ним не прислушаемся. Но если научиться слышать деревья, то как раз краткость, быстрота, детская торопливость наших мыслей становится невероятно отрадной. Кто научился слушать деревья, уже не желает сам стать деревом. Он не желает стать ничем иным, кроме как самим собой. Это и есть родина. И счастье.
Германн Гессе. Путевые заметки
Дерево, которое на острове Булу называли Шепчущим, росло на берегу широкой реки, протекавшей по такой гуще джунглей, что многие тамошние жители никогда не видели неба. Для маленькой пернатой Ме-Ра дорога, разумеется, не представляла трудностей, но даже Хотбродд, не говоря уже о людях, не далеко мог продвинуться в этих зарослях. Вскоре драконы посадили всю остальную компанию себе на спину и понесли вслед за Ме-Ра.
Драконы скользили так низко над неспешно текущей водой, что крокодилы пытались ухватить их тени зубами, а стаи птиц разлетались в разные стороны, словно брызги.
Прибрежные деревья, многие из которых так низко склонялись над зеленоватой водой, что их листья плыли по волнам, будто зеленые волосы, казалось, распрямляли стволы, пропуская Тату и Лунга. Бабочки садились на блестящую чешую, расцвечивая драконий панцирь ярче, чем дворец Краа. Бесчисленные птицы наполняли теплый, влажный воздух взволнованным щебетом, а змеи и ящерицы приветствовали их с веток раздвоенными языками.
– Что бы ни думали о драконах грифоны, – зашептал Барнабас Бену, – остальные обитатели этого острова им явно очень рады!
Все они поняли, что прибыли на место прежде, чем Ме-Ра опустилась на могучее дерево, чьи цветы ковром выстилали воду под ним. С раскидистых ветвей свисали продолговатые светло-зеленые соцветия, почти неразличимые на фоне того же цвета листьев размером с человеческую ладонь. Но внутри чашечки цветов были ярко-оранжевыми, и целые стаи колибри и китайских соловьев вились вокруг них, привлеченные душистой пыльцой. Она прилипала к клювам, словно позолота, и даже у крокодилов, сидевших в реке под деревом, спины были густо припудрены золотом.
Драконы приземлились едва ли не в метре от них, но огромные рептилии расступились так же благоговейно, как и все другие существа у них на пути.
– Мухоножка, ты можешь объяснить, почему обитатели Булу встречают драконов с таким почтением? – спросил Барнабас, слезая со спины Лунга. – Честно говоря, такого я не ожидал.
– Не только люди рассказывают истории о драконах, Визенгрунд! – раздался голос с высокой смоковницы, прежде чем Мухоножка успел ответить. Там сидели на ветках ТерТаВа, Купо, Патах и несколько макак Шрии. – У нас тоже многие мечтали о том, что однажды один из них появится у нас на острове. А тут к нам прибыли сразу два!
– Что сталось с черными макаками?! – крикнул Уинстон. – Они удрали?
– Удрали? Ха! – Лола так ловко спустилась по лиане, словно родилась на Булу, а не в окрестностях Гамбурга. – Мы всех их поймали и заперли в клетках, в которых они хотели нас продать.
– И спрятали клетки в гнездах, разрушенных Чра! – прощебетала Купо.
– Да, это предложил ТерТаВа, – мрачно произнес Патах. – Я-то хотел скормить их крокодилам, но гиббон прав: Краа отомстил бы за это Шрии.
– Несомненно, – подтвердила Лола, приземляясь у кроссовок Уинстона.
Не один лишь ТерТаВа повесил голову при упоминании Шрии. Оттого что молодой грифон продолжал оставаться в плену у Краа, всем его друзьям собственная свобода казалась предательством. В том числе Бену и Барнабасу.
– Другого места встречи нельзя было найти? – Патах неодобрительно посмотрел на Шепчущее дерево.
Перед тем как они отправились вглубь джунглей, Мухоножка попросил Ме-Ра продиктовать ему маршрут и оставил записку в чаше у ног статуи грифона, прикрыв своим рюкзаком. Он не сомневался, что Лола найдет ее, и крыса, разумеется, оправдала его ожидания.
– Это, конечно, придумала попугаиха? – Патах сердито кивнул на Ме-Ра. – Она вам сказала, как мы называем это дерево?
Даже ТерТаВа явно чувствовал себя тут неуютно.
– Душитель Обезьян! – возмущенно воскликнул Патах.
Ветви, тяжелые от цветов и птиц, зашелестели, словно дерево позабавила враждебность Патаха.
– Ха! Оно смеется! – Хотбродд был в восторге. – И говорит, что душит вас, только если вы воруете птичьи яйца у него в ветвях.
Он подошел к огромному дереву робко, как ребенок к Деду Морозу. Не потому, что он боялся (Хотбродд боялся на свете только одного – ос, это была его большая тайна). Нет, Шепчущее дерево острова Булу наполняло тролля таким счастьем, что ноги отказывались его нести; затаив дыхание, великан медленно приблизился к пахнувшей корицей и мускатом кроне. Когда он коснулся шелковистой светло-серой коры, на него обрушился дождь цветов. Вынимая из волос светло-зеленые чашечки, Хотбродд смеялся так громко, что птицы, собиравшие у него над головой золотую пыльцу, разом вспорхнули в страхе. И лишь когда дерево успокаивающе зашелестело листьями, они снова нырнули в глубокие чашечки.
Бену казалось почти святотатством планировать под защитой этого дерева, источавшего радость и мир, спасательную операцию, которая наверняка не обойдется без кровавой борьбы. Не говоря уж о похищении солнечных перьев. Уинстон разделял его чувства. За всю свою жизнь он никогда и нигде не ощущал себя в такой безопасности, в такой гармонии со всем миром. Браконьеры, грифоны, шум и сутолока мира людей, откуда он родом… все это казалось дурным сном, от которого его пробудил шелест листьев Шепчущего дерева. В его тени можно было хотеть лишь одного: сесть у его корней и забыться! Но Барнабас, разбиравшийся в деревьях почти так же хорошо, как в сказочных существах, видел, что Шепчущему дереву острова Булу пришлось выдержать немало битв, чтобы защитить тех, кто искал прибежища в его кроне.
