Этот рык он слышал один-единственный раз за всю свою долгую-предолгую жизнь. Беззвездной ночью много сотен лет назад.
«Слышите? – сказал отец ему и его братьям. – Это голос крылатого змея. Напейтесь его крови, и вы станете бессмертными и могущественными, как те грифоны, чьи статуи украшают дворцы древних царей». Словно в ответ на это, с небес снова раздался рык, будто змей услышал его и принял вызов. Но отец не позволил им лететь за ним. Краа тогда задавался вопросом почему. «Может быть, он боится крылатого змея», – предположил его младший брат. Краа за такие слова исклевал ему крылья до крови.
– Что это, танунда? – шепотом спросил Накал. – Я никогда не слышал подобного рыка!
Краа продолжал стоять неподвижно; перья у него встали дыбом. Крылатый змей. Что ж, Краа всегда хотел стать бессмертным.
42. Вызов
Одна честная причина для драки все же имеется, и состоит она в том, что драку затеял кто-то другой.
Т. Уайт. Король былого и грядущего (Перевод С. Ильина)
Барнабас Визенгрунд видел в жизни немало горя. Однако на сердце у него редко бывало так тяжело, как сейчас, когда по его вине два дракона оказались в непосредственной близости от опаснейшего врага.
Он как раз склонился над одним из скорпионов-шакалов, чтобы убедиться, что наркоз еще действует, когда у него над головой сквозь лиственный потолок прорвались Лунг и Тату со своими ездоками.
«Нет! – хотелось ему закричать. – Улетайте! Пожалуйста!»
Но тут он увидел Шрии. Тот приземлился рядом с Лунгом на тронной платформе. Грифон бок о бок с двумя драконами! Такого мир, наверное, еще не видел. На мгновение Барнабас забыл о своих страхах. Но только на мгновение. В следующую секунду из дворцового гнезда появился Краа со своим носачом-жезлоносцем. В руке носач сжимал… Мухоножку!
Бен вскрикнул от ужаса. Серношерстка едва успела ухватить его за куртку, а то он свалился бы со спины Лунга.
Ах, как проклинал себя сейчас Барнабас! Как мог он, с его-то опытом, понадеяться, что в таком предприятии удастся обойтись без борьбы? «Барнабас, романтик проклятый, – обругал он себя, – ты никак не смиришься с тем, что в этом мире насилие порождает все новое насилие».
А вот и остальные грифоны. Только Чра пока не было видно. Как стая голодных стервятников, они расселись по ветвям над троном. Сильнее ненависти, с которой они смотрели сверху на драконов, было только отвращение, отражавшееся в их взглядах при виде Шрии.
Молодой грифон взирал на них с гордым вызовом. Он был беглецом, скрывался, попал к Краа в тюрьму. Теперь настало время встретиться со старым грифоном в открытом бою, хотя Шрии и сознавал, что это запросто может стоить ему жизни. Но такая гибель куда лучше той, что готовил ему Краа.
– Позволь мне с ним поговорить! – прошептал Шрии Лунгу.
Тату хотел возразить, но Лунг утвердительно кивнул:
– Попытайся! Но не забывай, что мы непременно хотим вернуть нашего друга живым. Какой бы он ни был маленький.
Дерево грифонов все еще держало в плену обезьян Краа. Когда Шрии, пройдя мимо пустого трона, остановился у края платформы, из гнезд донесся их ропот.
– Это наш поединок, Краа! Отпусти дженглота! – Молодой гриф, запрокинув голову, смотрел на дворцовое гнездо.
– Это гомункулус! – крикнул Бен со спины Лунга. – И…
Слова замерли у него на языке. Справа от Краа, между окружавшими дворец колоннами, что-то двигалось. Барнабас! Нет! Бен сразу понял, что собирается сделать его названый отец. Он слишком хорошо знал его.
Барнабас Визенгрунд вышел из тени, скрывавшей его от глаз Краа, и вежливо поклонился грифону, словно приветствуя соседскую кошку.
– Грозный Краа! Согласись принять меня в обмен на этого несчастного гомункулуса. Твоя почтенная обезьяна переломает ему все кости, если будет так сжимать его в кулаке. Я уверен, мы сможем договориться. Мы прибыли на этот остров с исключительно мирными намерениями. Возможно, мы могли бы стать посредниками между вами и Шрии. Но прежде всего, прошу тебя, отпусти гомункулуса!
Судя по всему, эта речь и позабавила, и в то же время обозлила Краа.
– Мир? – повторил он. – О мире можешь толковать с курами и гусями, стеклоглазый! Или в твоей маленькой голове от страха так все спуталось, что ты забыл, с кем говоришь? И какой еще, о боги Вавилона, гомункулус? Ты про этого дженглота? Тогда могу тебе сказать, что с ним сделает Грозный Краа. Он его съест. Даже прежде, чем тебя.
Краа схватил его правой передней лапой. Барнабас собрал все силы, чтобы не вскрикнуть от боли. «Положение ничуть не хуже, чем тогда в пустыне, Барнабас, – успокаивал он себя, чувствуя, как сквозь одежду впиваются в кожу могучие когти. – Помнишь? Когда Крапивник выполз из колодца, а ты прятался у него под животом? То есть сейчас, может быть, самую чуточку похуже…»
– Отпусти их! – крикнул Бен. Он все еще сидел на спине у Лунга. – Немедленно отпусти обоих!
– Дело плохо, – пробормотала Серношерстка и для успокоения сунула в рот гриб. – Даже очень плохо.
Лунг промолчал. Он медленно-медленно двинулся по платформе, пока не оказался на краю рядом со Шрии. Оттуда он поглядел на Краа.
Это был вызов.
Краа вытянул шею и с восторгом уставился на дракона.
– Я не договорил, – прохрипел он. – Продолжение такое: я съем их обоих… – хвост-змея забился в воздухе, и Барнабас почувствовал на затылке прикосновение раздвоенного языка, – если крылатый змей не выйдет со мной на бой!
– Нет!
Этот возглас сорвался со множества уст. Тату, Серношерстка, Уинстон, Мухоножка, Барнабас… Похоже, и другие грифоны были не в восторге от замысла Краа. И только Бен молчал. Он кое-чему научился за минувшие дни. До этого он был уверен, что знает – после всего, что они с Лунгом пережили вместе, – как должен вести себя Повелитель драконов. Но ему никогда не забыть обиды во взгляде Лунга, не только на то, что он ему солгал, но и на то, что он не дал ему возможности самому решить, хочет ли он подвергать себя опасности ради спасения маленьких пегасов. Как смели они с Барнабасом думать, что имеют больше права на принятие решения, чем сам Лунг? Видимо, в конечном счете и они, как большинство людей, считают себя умнее всех прочих обитателей нашей планеты, не исключая и драконов. Бен поклялся себе, что никогда больше не предаст Лунга подобным образом.
