Лунг тоже тяжело дышал, но Бен чувствовал, что у него еще есть силы продолжать борьбу.
– Сдавайся, Краа! – проговорил дракон. – Сдавайся и исполни свое обещание.
Грифон смотрел на рану, нанесенную им дракону.
– Знаешь, что у нас рассказывают детям о происхождении драконов? Они выползли, как личинки, из тела мертвого демона. А существуют они только для того, чтобы делать грифонов бессмертными.
Вновь расправляя огромные крылья, Краа дрожал от изнеможения, но вид у него все еще был грозный.
– Царь на этом острове один! – проклекотал он, из последних сил пытаясь ударить Лунга клювом. – Ты еще проклянешь ветер, принесший тебя сюда, крылатый змей!
И пронзительным криком он подал остальным грифонам сигнал к атаке.
Шрии, угрожающе расправив крылья, одним прыжком оказался рядом с Лунгом.
То же сделал и Тату.
Но пять грифонов, много лет назад прибывшие с Краа на остров Булу из дальних мест, остались сидеть на ветках.
– Ты побежден, Краа! – крикнул Роарг. – Отдай крылатому змею обещанное, как требует честь грифона!
Краа вытянул шею и с ненавистью посмотрел на своих сородичей:
– Честь? Это мой остров, и законы здесь устанавливаю я! – Он встопорщил перья так, что они венцом встали вокруг головы, и обернулся к дракону: – Орла и льва ты победил, крылатый змей, но забыл о той, что покрыта чешуей, как и ты!
Хвост-змея поднялся дыбом, изогнулся, и ядовитые гадючьи зубы вонзились Серношерстке в руку пониже плеча.
Лунг откусил змее голову, но яд уже подействовал.
Бен успел подхватить соскальзывающую со спины Лунга Серношерстку. Дракон ощутил, как ярость расплавленной лавой растекается по жилам. На этот раз она была неукротима, неумолима.
Этого и добивался Краа. Позор его поражения мог смыть только огонь серебряного дракона. Для грифона нет более почетного конца, чем смерть в огне. И Лунг, наверное, сделал бы то, чего хотел Краа, но его опередил Тату. Он взмыл в воздух и сверху дохнул на Краа огнем. Перья и шерсть грифона охватило пламя – призрачное серое пламя, каким оно стало за десятилетия, проведенные Тату в каменном сне. А когда оно погасло, Краа и Накал превратились в камень, когда-то державший в плену Тату.
Остальные грифоны застыли, в ужасе глядя на своего предводителя, как будто огонь Тату и их обратил в камень.
– Лунг! – крикнул Барнабас сверху, от дворца Краа. – Неси Серношерстку к Хотбродду. Скорее!
Дракон повиновался, ни о чем не спрашивая. Он стрелой помчался вниз, мимо гнезд, где пленные обезьяны взывали к своему пернатому повелителю, сквозь листья и ветви, и сердце у него болело сильнее, чем раненное Краа плечо. Ствол дерева грифонов казался бесконечным! Но вот наконец он завидел у корней Хотбродда. Бен все еще держал Серношерстку на руках, и так они приземлились перед озадаченным троллем. Серношерстка не шевелилась. Пульс Бену тоже нащупать не удавалось!
Хотбродд выронил сук, из которого вырезал.
– Грифон… Хвост-змея… – Дальше Бену ничего не пришлось объяснять.
Тролль резаком соскоблил Серношерстке мех в том месте, где ее укусила змея. Потом сделал глубокий надрез на собственном зеленом пальце и втер бесцветную троллью кровь в ранку от укуса.
Серношерстка, не открывая глаз, забормотала грибные ругательства. Ну конечно! Бен не знал, плакать ему или смеяться.
– Будет жить – не волнуйтесь! – Хотбродд хлопнул Бена по спине так, что у того подогнулись колени, и обнадеживающе улыбнулся Лунгу. – Вы там наверху закончили уже?
Бен с испугом посмотрел на Лунга.
Солнечное перо! Перед глазами у него встало каменное оперение Краа. Нет! Неужели все было напрасно?
– Шриииии!!!
Там, наверху, грифоны выкликали имя своего нового царя, но Лунг забыл и о них, и о пегасе с его жеребятами. Сейчас для него существовала только Серношерстка. Прошла, казалось, целая вечность, пока кобольдиха открыла глаза.
Лунг вздохнул с таким облегчением, что у него изо рта полетели искры.
– Почему я воняю рыбой? – Серношерстка неуверенно села.
– Селедкой! – поправил Хотбродд. – Кровь троллей пахнет селедкой. А что, ты предпочла бы вонять дохлым кобольдом?
Серношерстка коснулась проплешины на руке. Боль пробудила воспоминание: ядовитые зубы змеи, торжествующий взгляд Краа, когда они вонзились ей в мохнатое плечо…
– Что сталось с грифоном? – поинтересовалась она.
– Мы тебе потом расскажем, – отозвался Бен. – Мухоножка, Барнабас и Лола все еще там наверху. Мы летим за ними, а ты пока побудешь здесь.
Разумеется, Серношерстке это совсем не понравилось.
– Гнилой мухомор! Почему…
– Бен прав. Ты остаешься! – строго перебил ее Лунг. И добавил, уже расправляя крылья: – И не обижай тут Хотбродда!
– Я его обижаю?! – крикнула Серношерстка ему вслед. Голос у нее был уже совсем бодрый. Кровь тролля – сильнейшее противоядие.
44. Опоздают?
Теперь несколько слов о страхе. Он – единственно настоящий враг жизни. Только страх может победить жизнь.
Янн Мартел. Жизнь Пи (Перевод И. Алчеева, А. Блейз)
Они опоздают! Если вообще вернутся! Уранос так вырос, что в яйце ему было не повернуться. Хара панически билась копытцами о стенки, и даже Синнефо безуспешно пыталась перекувырнуться или расправить крылья. Гиневер задыхалась, глядя на них, словно и ее посадили в скорлупу, ставшую душегубкой. Анемос безостановочно кружил над фьордом в отчаянной надежде увидеть вдали самолет Хотбродда. Но с каждым новым часом надежда у всех обитателей Мимамейдра таяла. Все труднее было верить, что они не лишились всего. Жеребята, Анемос, Бен, папа, Хотбродд, Мухоножка, Лола… Гиневер твердила их имена, словно это могло их защитить, но сама уже ничего не соображала от страха.
Профессор Спотисвуд экспериментировал с алмазами, надеясь создать инструмент, которым все-таки удалось бы вскрыть скорлупу, не покалечив жеребят. Вита лихорадочно обзванивала друзей и участников СВОСКАСОЗ по всему миру, пытаясь отыскать еще какой-нибудь способ спасти маленьких пегасов.
Еще два дня, говорил календарь Гиневер. Сорок восемь часов. Но Гиневер сомневалась, что жеребята действительно столько продержатся. И ни одной весточки от Бена и от папы. Мама опросила всех защитников природы в Индонезии, не видел ли их кто, но команда Барнабаса исчезла, казалось, так же бесследно, как и грифоны, которых они отправились искать.
