45. Царская награда
У меня сегодня много дела,
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела.
Анна Ахматова. Реквием
Когда Лунг вернулся на тронную платформу, Тату стоял, опустив голову, рядом с окаменевшим Краа. С ним были Уинстон и Берулу, а также Барнабас, который сумел по лианам самостоятельно спуститься от дворца Краа. С Мухоножкой в кармане. После всего, что гомункулусу пришлось пережить за прошедшие часы, этот спуск показался ему увеселительной прогулкой. Все живы! Это казалось настоящим чудом. Но о радости, не говоря уж о торжестве, не могло быть и речи.
Все оказалось напрасно. Далекий путь, все опасности, через которые они прошли… все зря.
Бен подобрал одно из перьев, густо покрывавших платформу. Большая их часть принадлежала Краа, но солнечного среди них не было. Оба заветных пера обратились в камень на застывшей навек шее Краа. Страшно представить, как они расскажут Вите и Гиневер, что ничего не вышло. А пегас… Думать об Анемосе было невыносимо.
Бена не утешало даже то, что они спасли Шрии. Он нащупывал в кармане фотографию осиротелого гнезда, и сердце у него холодело от печали и разочарования.
Они остались одни перед каменным изваянием Краа. Все остальные последовали за Шрии, который с другими грифонами поднялся наверх, в дворцовое гнездо.
Шрии… Нет, все же не все было напрасно. Они оставят Булу счастливее, чем остров был до их прибытия. Кто знает, что сталось бы без них со Шрии, ТерТаВа и всеми остальными… Мухоножка, стоя между Беном и Барнабасом и глядя на солнечные перья на окаменевшей шее Краа, думал о том же. Они все еще слегка отливали золотом.
– Может, они только кажутся окаменевшими? – В голосе Мухоножки звучала слабая надежда.
– Маловероятно, – выдавил из себя Бен. – Я думаю, надо лететь домой.
Тату застонал. Голова его склонилось так низко, что нос почти уткнулся в когти Краа.
– Это я виноват! Это все я виноват!
Но Барнабас энергично покачал головой, хотя и на его лице читалось разочарование.
– Ерунда! Это Краа виноват в том, что никто из нас не мог сохранить хладнокровия. Ты просто вступился за остальных.
– Вот именно! Как будто у тебя был другой выход! – Уинстон гладил Тату по узорчатой чешуе, а Берулу сочувственно попискивал. Голосок у маки-домового был прямо как у…
…Крысы!
Мухоножка огляделся:
– А Лолу кто-нибудь видел?
Остальные покачали головами.
– Но она должна быть тут! – Мухоножка побледнел. – Она успела увернуться, когда Накал меня схватил! Я думал, она убежала к Барнабасу!
– Ко мне? – Барнабас встревоженно взглянул на Бена. – Нет, я не видел Лолу с тех пор, как вы с ТерТаВа отправились на задание.
Ах, треклятая крыса! Пусть Мухоножка и сердился на нее: ведь она бросила его с Накалом и Краа, но сейчас он всерьез испугался. А вдруг эту идиотку в конце концов кто-нибудь сожрал? Она же вполовину меньше, чем себе воображает!
Лолу никто не сожрал. Но положение ее было незавидное. Крысы умеют на удивление громко свистеть, а их пронзительный визг разносится куда дальше, чем можно ожидать при их величине. Но перекрыть шум битвы драконов и грифонов никакая крыса не в состоянии. А уж когда его сопровождает возбужденный стрекот обезьян и попугаев… гиблое дело!
Лола вопила из последних сил, пока не сорвала глотку, но никто ее не услышал. Конечно она оставила гумпункуса только затем, чтобы привести подмогу! Но ее перехватил по дороге один из этих кошмарных скорпионов-шакалов. Мало того, что у этих тварей клешни, у них еще шакалья пасть! Они были уже полусонные от стрел Барнабаса, но крысу поймать еще в состоянии. Казалось, жизнь Лолы трагически оборвется на острове Булу, но в последний момент она увидела спасительную щель в глиняной стене гнезда Краа. Щель была узкая, а Лола никогда не отличалась особой стройностью. Кроме того, там воняло обезьяньим и попугаячьим пометом. Но самым страшным было сидеть там взаперти и слышать, как друзья бьются с врагом не на жизнь, а на смерть.
Лола чуть хвост себе не откусила от бессильного бешенства. Хуже всего было то, что скорпион-шакал под действием яда уснул прямо перед норой, перегородив ей выход своими мерзкими клешнями.
Когда снаружи вдруг раздался многоголосый победный клич и грифоны заклекотали: «Шрии! Шрии!» – Лола снова попыталась позвать на помощь. Но ее хриплый писк звучал теперь тихо, как у напуганной мыши, и прошла целая вечность, пока Мухоножка заглянул в ее укрытие поверх спящего врага.
– Да уж, ты не спешил, хромукулус! – приветствовала его Лола, пока Барнабас с излишней, на ее взгляд, осторожностью отодвигал в сторону скорпиона. – Ни слова! – заявила крыса, едва выбравшись на волю. – Ни слова мне не говорите! Я все пропустила, да? Все самое интересное! А ведь я предупреждала! Но нет, Барнабас не согласился зарядить свою ручку наркозом посильнее. И вот! – Она пнула скорпиона в бок крошечным сапожком. – От такой дозы даже я не уснула бы!
Тут уж Мухоножка потерял терпение.
– Самое интересное? – сердито передразнил он. – Я бы с удовольствием с тобой поменялся, Лола Серохвост! Ты думаешь, приятнее было сидеть в благоухающей горсти носача и ждать, пока тебя сервируют грифону на завтрак?
– Конечно! – парировала Лола. – Я бы поменялась не задумываясь!
И ведь она, похоже, ничуть не кривила душой. Мухоножка еще подыскивал достойный ответ, когда за их спинами кто-то откашлялся.
На опустевшем троне Краа сидел ТерТаВа. По случаю победы он вставил в петлицу цветок жасмина.
– Шрии послал меня за вами! – Гиббон так расплывался в улыбке, что с трудом мог говорить. – Шрии – Друг Драконов! Шрии Изумрудное Перо! Шрии – Победитель Краа!.. Я еще работаю над его титулованием… Но как бы то ни было, он хотел бы видеть вас и поблагодарить!
И он взмахнул рукой, приглашая их войти в дворцовое гнездо Краа.
Оно было набито битком, когда Бен и его друзья вошли внутрь вслед за ТерТаВа. Но птички, строившие грифонам гнезда, знали свое дело. Дворец Краа легко вмещал множество гостей. За исключением Хотбродда и Серношерстки, здесь были все, кто помогал положить конец господству Краа. В толпе Бен увидел Патаха. Макак выглядел смущенным, потому что не только гиббон, но даже Купо проявили больше храбрости, чем он. Но радость и облегчение читались даже на его обычно угрюмом лице.
