Он неожиданно поймал себя на мысли о том, что эта девушка неожиданно заняла слишком много места в его жизни. Сколько они знакомы? Четыре неполных дня и три ночи под одним одеялом, а кажется, будто вся жизнь прошла вот так, рядом.
— Вы так говорите, словно я сделала что-то предосудительное. — Аурика одарила Дерека острым взглядом из-под ресниц и тотчас же отвернулась. — А он рассказал мне, что у Эммы были две ранки на запястье, и вся она была белая и холодная, говорил и плакал. Это так жутко, когда такой большой человек плачет, как ребенок…
Она поежилась, будто шубка не согревала. «Способность к некромантии часто возникает у гиперчувствительных людей, склонных приходить на помощь ближнему ценой собственного комфорта и покоя», — вспомнил Дерек параграф из учебника и сказал:
— Знаете, Аурика, пожалуй, у меня есть для вас дело.
Она тотчас же оживилась, и в ее глазах появился энергичный блеск. Глаза были красивые: темно-карие, с густыми пушистыми ресницами, как у олененка.
— Какое? — поинтересовалась Аурика.
— Я сегодня был у Августа Вернона, и он что-то темнит, — сообщил Дерек. Впереди появилась острая кость собора: сквозь распахнутые настежь двери было видно кандило, над которым парили звездочки свечей. Впервые за долгое время Дереку захотелось зайти в храм. Не отстоять службу, а… просто так. Зажечь свечу, окунуть пальцы в святую воду и дотронуться до лба.
Аурика поморщилась.
— Невыносимый человек! — воскликнула она.
Должно быть, Вера на ее месте сказала бы что-нибудь похлеще. Вера называла вещи своими именами и сказала бы, допустим, что доктор Вернон — выродок и скотина, какого белый свет не видывал.
— Согласен, — кивнул Дерек. Сколько можно вспоминать Веру? Его жизнь не крутится вокруг бывшей жены, в конце-то концов. — Несколько месяцев назад кто-то сжег архив здешнего анатомического театра. Вернон сказал, что это был ортодокс, который швырнул бутылку с зажигательной смесью. Но когда я сегодня подходил к зданию, то обратил внимание на следы по стенам второго этажа — такие оставляет только «Дымохлоп».
— «Дымохлоп»? — переспросила Аурика. — Что это?
— Взрывчатый артефакт. Архив уничтожили именно с его помощью. Отделения инквизиции здесь нет, значит, никто не заподозрит, что в деле замешана артефакторика. А на ортодоксов можно валить все что угодно, с них спроса нет.
Аурика понимающе качнула головой. Если Вернон действительно замешан в этом деле с вампирами, то Дерек сейчас просто подставляет ее под удар. Но, возможно, это был единственный способ докопаться до правды.
— А что от меня требуется? — спросила Аурика.
После небольшой паузы Дерек произнес:
— Пойти завтра на кладбище. Когда Вернон к вам подойдет, сделайте вид, что заблудились, и попросите его вывести вас. Он, конечно, спросит, что вы там забыли. Ответьте, что искали могилу Эммы, настолько вас тронуло горе ее отца.
Аурика остановилась и посмотрела на него так, словно он со всей силы залепил ей пощечину.
— И для чего это нужно? — спросила она и растерянно добавила: — И вообще… с чего вы решили, что он там будет?
Дерек вздохнул, смахнул снежинку с аккуратного воротничка Аурикиной шубы. Они остановились возле ступеней собора, Дерек сунул руку в карман пальто и нашарил несколько монет. Хватит и на свечу, и на подаяние.
— Я видел пометки в его ежедневнике, — сообщил он. — Войдите в доверие. И расскажите мне, что задумала эта сволочь. Он может невольно раскрыться перед красивой девушкой, которая к тому же его увлекла не на шутку.
К щекам Аурики прилил румянец, а глаза заблестели от гнева.
— Вы… — начала было она, задыхаясь от обиды. — Вы такой же невыносимый тип, Дерек!
Дерек утвердительно качнул головой.
— Я даже хуже, — произнес он, — причем намного. Вы все сделаете?
В глазах девушки сверкнули слезы — она в самом деле готова была расплакаться.
— Сделаю, — в конце концов, кивнула Аурика. — Что еще мне остается?
Остаток дня она провела дома. Дворецкий, помогая хозяину избавиться от пальто, чопорно сообщил:
— Госпожа Тобби вернулась после обеда.
Дерек хотел было посоветовать дворецкому не напускать на себя такой важный и напыщенный вид, но не стал.
Он провел в церкви около часа — просто сидел на скамье, сцепив перед собой руки в молитвенном жесте, и ни о чем не думал. В голове было пусто и звонко, и Дерек не чувствовал ничего, кроме усталости. Священник, который вышел со стороны исповедальных кабинок, пристально посмотрел в его сторону — должно быть, ждал, что Вангейнский изувер явился на исповедь. Дерек ничего не ответил на вопросительный взгляд, и святой отец ушел.
Легче не стало. Нисколько.
В столовой его ждал накрытый к ужину стол. Дерек заглянул под серебряную крышку и подумал, что из-за невероятной усталости даже тонкий аромат филе лосося с травами не вызывает у него аппетита. В крышке мелькнуло его отражение: Дерек машинально дотронулся до небольшого шрама на верхнем правом веке и подумал, что любовь и дружба наносят самые сильные и глубокие раны. И эти раны никогда не заживают до конца. Как ты ни бейся и что ты ни делай — не заживают.
Аурика сидела в кресле возле кровати, уже переодевшись в халат и длинную сорочку до пят. В руке у нее, как обычно, была книга. «Неожиданно, конечно, — подумал Дерек. — Девушки читают книги, а не модные журналы».
Хотя, может, в провинции так принято, а его восприятие окончательно испортила столица? Вера, помнится, тоже много читала.
— Добрый вечер, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал максимально мягко и спокойно. — Как вы?
Аурика продемонстрировала ему обложку книги и ответила:
— Готовлюсь к выполнению вашего задания.
Дерек вопросительно поднял бровь. Девушка читала «Основы анатомии и физиологии». Прекрасный выбор для юной леди, еще и с иллюстрациями, от которых девицам и дамам положено падать в обморок.
— Как интересно, — произнес он, открыв дверцу шкафа и уже привычно встав за нее так, чтоб не смущать Аурику расстегнутым сюртуком. — Не страшно?
Помедлив, она ответила:
— Это человеческое тело, созданное Господом. Венец творения. Его нельзя пугаться.
Судя по ее порозовевшим щекам, она испытывала определенную дрожь, разглядывая внутреннее строение венца творения. Дерек расстегнул рубашку, посмотрел на белые рубцы шрамов, покрывавшие его грудь, и задумчиво прикоснулся к тому, который извивался прямо над сердцем. Вспомнил, как несколько лет назад корчился на земле, пытаясь удержать внутренности, что вываливались из развороченного живота и грудной клетки.
Красота, ничего не скажешь. Совершенство. Впрочем, только доктор Вернон способен оценить это совершенство по достоинству.
