– Разве меня примут? – спросил он без всякой надежды. Его все еще угнетал предстоящий переезд в приют, который Джинни, наоборот, радовал.
– Примут, за твой огромный талант! – весело заверила она. – Знаешь, какая это редкость – самому научиться играть, да еще так? – Теперь она смотрела на Блу совершенно по-другому.
– Я еще на гитаре играю, – безразлично сообщил он. Она прыснула.
– Какие еще способности ты от меня скрываешь, Блу Уильямс?
– Никаких, только эти, – ответил он, опять превращаясь в ребенка. – Вообще-то я, наверное, мог бы запросто научиться играть на ударных. Ни разу не пробовал, а хотелось бы…
Она весь вечер улыбалась, даже рот устал; Блу тоже заметно повеселел. Он вручил ей подробную ведомость с подсчетом, сколько она ему должна за выполнение различных поручений. Ничего не было пропущено. Джинни заплатила, здорово его порадовав. Она ежеминутно чувствовала, как его огорчает ее скорый отъезд, как он за нее тревожится.
– Вдруг ты никогда не вернешься? – вдруг запаниковал Блу.
– Вернусь, – тихо ответила она. – Ты должен мне верить. Я всегда выхожу сухой из воды и всегда возвращаюсь. – Она успокаивала его не в первый раз, но он все переживал. В его мире если человек исчезал, то навсегда.
– Лучше вернись, – угрюмо пробормотал Блу. В этот вечер она обняла его перед сном. Иногда Блу казался ей маленьким ребенком, иногда – гораздо старше своих лет, рано возмужавшим от суровой уличной жизни. Несмотря на возраст, он успел слишком многое повидать.
* * *
Время перебираться в «Хьюстон-стрит» наступило слишком быстро и застало их обоих врасплох. Накануне Блу на свои деньги купил Джинни цветы. Она с тяжелым сердцем помогала ему переезжать, хотя знала, что так для него будет лучше. Впервые ей было грустно покидать Нью-Йорк. Раньше она с радостью улетала отсюда на край света.
В такси Блу молчал. Она кое-что ему купила: футболки, новые джинсы, необходимое для школы и рюкзак, куда все это сложить. Он безнадежно поднимался по ступенькам. Напоследок, оставляя его в спальне общежития, Джинни его потрясла: подарила свой ноутбук, заставив вытаращить глаза от изумления.
– Это чтобы ты все время мне писал, – серьезно объяснила она. – Хочу быть уверена, что у тебя все в порядке.
Блу кивнул, потеряв на время дар речи, повис у нее на шее, обнял. Джинни увидела у него в глазах слезы. Никто никогда не проявлял к Блу столько внимания, но она считала, что поступает правильно. Без компьютера он был бы как без рук. К тому же ей долго будет некого баловать. Она пообещала навестить его в выходной перед своим отлетом и устроить прощальный ужин.
Придя в назначенный день, она нашла его несчастным. Они скучали друг по другу целую неделю, несколько раз встречались в скайпе – обоим такие встречи пришлись по душе. Но Блу было слишком знакомо чувство утраты, пускай в этот раз и не навсегда, а только на несколько месяцев, и сколько Джинни ни старалась, ей так и не удалось его убедить, что она обязательно вернется. Прежние потери, начиная со смерти матери, когда ему было пять лет, слишком напугали его, чтобы поверить, что он увидит Джинни снова. До сих пор все его бросали: мать и отец – потому что умерли, тетка – по собственной воле.
Расставаясь с Блу в воскресенье вечером на лестнице перед «Хьюстон-стрит», Джинни крепко обняла его. Дома ее ждали сборы. Утром она вылетала в Кабул. Блу взял с нее обещание при любой возможности слать ему электронные письма. Были удаленные уголки совсем без Интернета, но она могла связываться с Блу из более цивилизованных мест, куда время от времени попадала. В ответ на ее клятвенное обещание не подводить его он уронил две испуганные слезинки, ставшие Джинни напутствием. В подземке на обратном пути она сама всплакнула.
Бекки, позвонившая поздно вечером, чтобы попрощаться, наговорила неприятных вещей. После расставания с Блу у Джинни и так был камень на душе. Проведенные с ним дни, неожиданно возникшие отношения были редкостным даром для обоих, и Джинни собиралась, вернувшись, все это продолжить. Она уже читала про школу искусств имени мэра Ла Гуардиа, звонила туда и намеревалась по возвращении уговорить Блу туда поступить.
В школе Джинни предупредили, что желающие поступить подают заявления на будущий учебный год осенью-зимой и в ноябре-декабре проходят собеседование, а это означало, что они уже опоздали на два месяца. Теперь прошедшим собеседование рассылались уведомления о зачислении. Она объяснила про нестандартные обстоятельства и услышала в ответ, что в принципе Блу могут пойти навстречу, учитывая пережитое им и его одаренность. Ей даже пообещали изучить возможность сделать для него исключение в ее отсутствие и сообщить ей результат. Не желая разочаровывать Блу, она не торопилась говорить ему обо всем этом.
– Слава богу, что ты, наконец, выставила парня из своего дома, – брякнула Бекки, услышав, что Блу переехал в приют. – Я боялась, что ты уже никогда от него не отделаешься. Тебе повезло, что он тебя не убил.
– Ты сама не знаешь, о чем говоришь, – раздраженно ответила Джинни, скрывая грусть, вызванную прощанием с Блу несколько часов назад. У Джинни была своя история потерь.
– Нет, ты должна прекратить совершать сумасшедшие поступки! Рано или поздно кто-нибудь тебя пристукнет, и это никого не удивит. Ты так и не навестила папу, – с нескрываемым упреком в голосе добавила Бекки.
– В следующий раз исправлюсь, обещаю, – сказала Джинни несчастным голосом, на мгновение ослабив самозащиту, несмотря на едкие речи сестры. – Просто мне это очень нелегко…
– Возиться с ним еще тяжелее, – честно заявила Бекки. – И становится все хуже. В следующий раз может оказаться уже поздно: вдруг он тебя не узнает? Он иногда даже меня не узнает, а ведь меня он видит каждый день. На неделе опять потерялся, вчера вышел на улицу голый после ванны. Я вот-вот сломаюсь, Джин. Скоро придется придумать что-то еще. Алану и детям тоже очень нелегко.
Бекки не преувеличивала. Никогда еще Джинни не чувствовала себя до такой степени виноватой оттого, что не помогает сестре.
– Мы обсудим это, когда я вернусь.
– Через три месяца? Ты шутишь? Его состояние ухудшается все быстрее. Смотри, ты очень пожалеешь, если он умрет до твоего возвращения. – Каждое слово сестры было для Джинни как удар под дых.
– Будем надеяться, что не умрет, – пролепетала Джинни, чувствуя себя наихудшей дочерью и сестрой на свете. Наихудшей женой и матерью она чувствовала себя уже давно – с тех пор, как проглядела, что Марк, выпив лишнего, садится за руль… А теперь возникла опасность пропустить последнюю возможность попрощаться с отцом. Сколько потерь способен выдержать один человек? Потеряв Криса и Марка, она стала походить на маленького Блу – тоже боялась потерь.
– Что ж, по крайней мере, с заботой о бездомном пареньке теперь, надеюсь, покончено? Эта головная боль тебе точно ни к чему.
Джинни промолчала. После разговора с Бекки она чувствовала себя подавленной. Ей уже не хватало Блу. Но теперь у нее были основания надеяться, что в ее отсутствие с ним не случится беды. Она так старалась, возвращая его в школу, устраивая в приличный приют! Теперь уже от самого Блу зависело, удержится ли он там до ее возвращения. А потом они смогут подумать о его будущем, о продолжении учебы осенью.
