– Не пугайтесь, мы своего добьемся, – сказал Эндрю, – даже если сначала они будут упорствовать. Я их не боюсь. Не забывайте, я раньше был одним из них. Это большое преимущество, я знаком со многими игроками, особенно с влиятельными. В частности, я хорошо знаю этого монсеньора. Он суров, зато честен и справедлив.
Слушая Эндрю, Джинни сгорала от любопытства: ужасно хотелось узнать его собственную историю, понять, почему он расстался с Церковью; но она никогда не спросила бы его об этом, как и он не спрашивал, с какими чудовищными преступлениями Джинни сталкивалась в лагерях беженцев в разных уголках мира.
Они договорились встретиться в понедельник в кафе, за полчаса до аудиенции в епархии. После разговора Джинни поделилась новостями с Блу.
– Это хорошо или плохо? – тревожно спросил он.
– Это стандартная процедура, – спокойно ответила она. – Монсеньор хочет поговорить с нами о деле. Тебе идти не придется, пойдем мы с Эндрю.
Он облегченно перевел дух. Вечером они пошли в кино, на следующий день поехали на Кони-Айленд, где Блу покатался на горках аттракциона «Циклон», уступавших, по его мнению, «русским горкам» на калифорнийской «Волшебной горе». Он поспешил отправить об этом SMS Лиззи. Джинни и Блу не могли нарадоваться друг другу, каждой минуте, проведенной дома, вместе.
Когда они ехали обратно, у Джинни зазвонил сотовый. Это была Бекки. Голос сестры звучал безутешно, и Джинни сразу поняла причину ее звонка.
– Умер? – спросила она.
– Да, час назад. Я заглядывала к нему после обеда, он мирно спал. А когда пришла через полчаса, он уже скончался. Я так с ним и не простилась. – Бекки заплакала, Джинни тоже.
– Ты прощалась с ним каждый день больше двух лет – всем тем, что ты для него делала, своей заботой, тем, что взяла его к себе жить. Он был готов к уходу. Жизнь стала тяжела для него. Так ему лучше, – тихо проговорила Джинни.
– Знаю. Но это так грустно! Мне будет его недоставать. Мне нравилось помогать папе. Он всегда был так добр к нам! – Бекки опять всхлипнула. У них действительно был чудесный отец, это было истинное благословение; их мать тоже была доброй и любящей. Им повезло с родителями, не то что Блу, у того после смерти матери вообще никого не осталось. В таких случаях трудно было не думать о тех, кому повезло меньше.
– Теперь папа и мама вместе, – сквозь слезы пробормотала Джинни. – Он давно к ней стремился. – Они обе знали это. Брак их родителей был построен на любви, и эта любовь длилась всю их жизнь.
– Когда ты приедешь? – спросила Бекки.
– Пока не знаю, соображу, пока доеду до дому. Наверное, завтра. Ты уже решила, когда будут похороны? – Недавние трения между сестрами были отодвинуты общим горем. Это было куда важнее, это сплачивало. Обе опустили оружие, которым сражались. Установилось временное перемирие.
– Скорее всего, через два-три дня. Я еще не звонила в похоронное бюро. Его только что увезли. – Было тяжело смотреть, как его вывозят из дома на каталке, завернутого в одеяло, с закрытым лицом. Хорошо хоть детей не было дома. Бекки еще не сообщила им о смерти деда, сначала хотела поговорить с Джинни. Первым о смерти тестя узнал Алан, уже выехавший с работы домой. Развязка ожидалась уже несколько месяцев, но от этого горе не стало меньше. Джинни, оставшись сиротой, сразу почувствовала себя взрослее. Теперь у нее была только сестра со своей семьей – и Блу. Ни родителей, ни собственной семьи.
– Я сообщу тебе номер нашего рейса, как только забронирую места, – пообещала Джинни. – Отправлю SMS.
Дома Джинни сразу зашла в Интернет и забронировала места для себя и Блу на завтрашний первый рейс. После этого она позвонила Эндрю О’Коннору и предупредила, что не сможет быть на встрече в епархии: умер ее отец, она летит в Лос-Анджелес и не успеет обратно вовремя.
– Примите мои соболезнования. Конечно, я назначу другой день. Когда вы думаете вернуться? – Джинни слышала в его тоне искреннее огорчение и сочувствие.
– Меня не будет четыре-пять дней, максимум неделю. – После похорон им с Бекки придется заняться отцовскими вещами, хотя их после него осталось немного. После переезда отца к Бекки его дом был продан.
– Это случилось скоропостижно? – спросил Эндрю. Слушая его ласковый голос, Джинни поймала себя на том, что легко может представить его священником. Люди были ему небезразличны, он умел слушать и вникать в чужие проблемы.
– Нет, он долго болел, давно угасал. Я навестила его перед отъездом в Сирию – предчувствовала, что это последний раз. Ему так лучше, а нам… У него была болезнь Альцгеймера, что это за жизнь?
– Не переживайте из-за аудиенции. Время есть. Они просто хотят нас прощупать, проверить нашу серьезность.
– Серьезнее не бывает! – твердо ответила она, и он рассмеялся. Горе по отцу не мешало ее сосредоточенности на деле Блу.
– Я тоже так считаю, – заверил ее Эндрю. – Это худшее злоупотребление доверием, какое только можно вообразить. Надеюсь, Блу полностью это изживет, но ведь так бывает не со всеми. Это могло бы изуродовать всю его жизнь. Значит, ему положено весомое возмещение. – Эндрю собрался вцепиться в церковников мертвой хваткой.
– Я уверена, что он оправится, – задумчиво согласилась Джинни. Она была полна решимости сделать Блу счастливым, обеспечить в его жизни череду хороших событий. – Очень этого хочу! Не хватало, чтобы какой-то подонок украл у ребенка жизнь, будущее! У Блу есть полное право оставить это позади. Я все сделаю, чтобы помочь ему в этом. – Эндрю поразила суровость ее тона. Иногда Джинни становилась железной.
– У всех нас свои демоны, – тихо молвил Эндрю. – Некоторые совсем страшные… – Услышав это, она заподозрила, что и у него в шкафу спрятан скелет. Ведь почему-то Эндрю сложил духовный сан.
– Он слишком молод, чтобы это запятнало всю его дальнейшую жизнь. Справедливость требует это исключить. – Она была полна решимости все сделать для того, чтобы полностью излечить Блу от случившегося.
– Именно поэтому эти дела так важны. Справедливость – вот что стоит во главе угла, – поддержал Джинни Эндрю. – Возможно, ваши старания ради Блу покажут ему, как он важен для вас. Очень трогательно, что вы так верите в него. Это самый драгоценный дар! – Блу не поверила родная тетя, но он знал, что Джинни ему верит. Они пробились к сердцу этого законника, бывшего иезуита, произвели на него впечатление.
– Хочу, чтобы он вышел из всего этого невредимым.
По мнению Эндрю, в этом ее желании было много любви, но маловато реализма. Он навидался взрослых клиентов, так и не сумевших зажить нормальной жизнью после пережитых некогда домогательств. Любви бывало недостаточно для их исцеления, деньги, которыми от них откупались, служили утешением, но не возвращали утраченной невинности, доверия, душевного равновесия. Многие его взрослые клиенты, пережившие в детстве насилие, были неспособны на нормальные отношения. Он мог только надеться, что Блу не попадет в их число, во многом благодаря преданности Джинни.
