– Идеально было бы провести сентябрь здесь. Где-то первого октября я готова отправиться туда, куда ты меня пошлешь. – За оставшиеся полтора месяца она бы все сделала, все уладила, пристроила бы Блу и с чистой совестью взялась бы за работу.
– Думаю, это можно. В Индию мы отправим кого-нибудь другого, у меня есть на примете такой человек. Она не так опытна, как ты, но очень старается и, надеюсь, не оплошает. В октябре мы подберем тебе другое место, Джинни. Точно не скажу где. Если ты улетишь первого октября, то к Рождеству или сразу после вернешься, проведя «в поле» три месяца…
Элен строила в голове графики и делилась вслух прикидками, а у Джинни сжималось сердце. Она становилась опекуншей Блу и знала, как он будет огорчен, если она вернется только после Рождества. Ей совершенно не хотелось, чтобы он встречал Рождество в подростковом приюте, а она – в лагере беженцев на другом конце света, даже без возможности связаться с Блу. Ее жизнь усложнялась с каждым днем, особенно из-за накалявшейся тяжбы с Церковью.
– Мы все устроим, – жизнерадостно заявила Элен. – Делай свои домашние дела, отдыхай, получай удовольствие! – Она воображала, что Джинни сибаритствует, ходит в кино и по музеям. Откуда ей знать, что около восьми месяцев назад Джинни взяла под свое крыло бездомного подростка!
Джинни все еще думала об этом, когда позвонил Эндрю. Он сообщил, что назначена дата рассмотрения дела большим жюри присяжных: это произойдет на следующей неделе, Джинни могут вызвать. В Чикаго объявился новый пострадавший, очередной алтарный служка. Эндрю представлял, как на это отреагирует Каваретти: его позиции неуклонно ухудшались. Эндрю почувствовал, что Джинни отвечает ему рассеянно, почти пропустила мимо ушей известие о новой жертве отца Тедди в церкви Св. Анны.
– Что-то случилось? – спросил Эндрю. Обычно Джинни слушала его рассказы о продвижении дела гораздо внимательнее. Наверное, на нее много чего навалилось.
– Только что я беседовала со своим начальством. Меня собирались отправить в Индию уже черед две недели, но сейчас не время оставлять Блу одного. В итоге мне подарили сентябрь на условии отъезда не позднее первого октября. Может статься, я не успею назад к Рождеству. Мне пошли навстречу, но всегда приходится чем-то поступаться.
Он не стал делиться с ней своим сомнением, сможет ли она сочетать такую работу и заботу о Блу, если ей придется отсутствовать по нескольку месяцев в один присест и проводить дома в общей сложности всего три месяца в году. Джинни тоже понимала эту сложность и очень из-за нее переживала. Ей была крайне важна ее работа, но Блу был важен не меньше, он остро нуждался в ней.
– Все было так просто, пока я была совсем одна!
– Потому-то я и остаюсь один, – со смехом подхватил Эндрю, стараясь успокоить Джинни. – Мне бы ничего не стоило отчалить что в Афганистан, что в Индию. – Он не понимал, как она справляется с такими нагрузками, да еще так подолгу, хоть с Блу, хоть без него. Это вызывало у него восхищение, он был готов назвать ее то святой, то бесшабашной авантюристкой. Она не обращала внимания ни на опасности, ни на неудобства – во всяком случае, до сих пор.
– Включите в ваш список Сирию… Посмотрим, что из всего этого получится и куда меня зашлют. Главное, я хоть немного побуду дома.
– Отличная идея. Главное – дождаться предъявления обвинения. Тем временем мы подготовимся к гражданскому иску. – Для этого еще не настало время, предстояло много работы. – Мы еще не знаем ни реакции прессы, ни ответных мер со стороны Церкви. Они могут перебросить через забор пару бомбочек. – Эндрю обещал Блу анонимность, гарантированную его несовершеннолетием, но что станут писать и говорить о Джинни, о причинах ее неравнодушия?
По мере раскручивания дела Эндрю все больше убеждался, что церковные власти просто так не сдадутся. Поэтому он порадовался, что она будет дома и поддержит Блу, хотя представлял, какую нагрузку она на себя взвалит, при том что обычно отсутствует большую часть года и чаще всего вообще недосягаема. Ее жизнь не была приспособлена для заботы о подростке, вообще для какой-либо привязанности, и до поры до времени Джинни это полностью устраивало.
– Как вы думаете поступить потом? – спросил Эндрю. Она не знала ответа. Если Блу останется с ней, ей предстоит трудный выбор.
– У меня каша в голове, – созналась она. – Стараюсь мысленно ограничить себя сентябрем и следующей командировкой, а дальше посмотрим. Последние годы все было просто: выносишь из операционной окровавленные тряпки, сдерживая тошноту, лазаешь по горам, стараешься не поймать снайперскую пулю. Дома на меня никто не рассчитывает, никому нет дела, где я провожу большую часть времени, кроме моей сестры, но у нее своя жизнь, своя семья, ей не до меня. А тут сразу столько всего… Я этого не ожидала. – Она совершенно не задумывалась о последствиях, когда почти восемь месяцев назад впервые оставила Блу ночевать у себя на диване.
– Такова жизнь. Стоит подумать, что все утряслось и устроилось, как кто-то чихает или вздыхает Всевышний, и все постройки рушатся одна за другой.
Именно так случилось с ней без малого четыре года назад, когда они с Марком и Крисом уезжали из гостей вечером перед Рождеством… Теперь она смастерила для себя подобие жизни – и опять оказалась на развалинах, столкнулась с необходимостью все строить заново. Впрочем, Блу был приятной проблемой, надо было только сообразить, как к ней подступиться. Пока что Джинни не собиралась ни от чего отказываться – ни от любимой работы, ни от него. Теперь, став опекуншей Блу, она еще сильнее к нему привязалась. Оформление опекунства стало для нее чем-то большим, чем просто бюрократической процедурой.
– Скажите, могу ли я чем-то помочь? – сказал Эндрю. – Если захотите, я бы мог приглядывать за Блу в ваше отсутствие, навещать его в приюте.
Но нет, они оба знали, что Блу требуется гораздо больше: дом, которого он не имел до появления Джинни. Она понимала, что роль родителя не временная, а постоянная.
– Давайте я поразмыслю обо всем этом на досуге.
Эндрю считал сокращение рисков, которым она регулярно себя подвергала, хорошей идеей, но Джинни была слишком предана своей работе. Сколько бы времени Джинни ни посвящала Блу, это шло ему на пользу; благотворный результат уже был налицо.
– Между прочим, в предстоящие выходные я свободен, – спохватился Эндрю. – В воскресенье приглашаю вас обоих в плавание.
Превосходное предложение! Как у Блу с морской болезнью? Джинни сообразила, что у него еще не было шанса выяснить, подвержен ли он укачиванию.
Вечером, за ужином, она сказала Блу о предложении Эндрю, и он пришел в восторг. На субботу у них намечался поход на стадион, в воскресенье – плавание под парусом. Они обсудили эти приятные перспективы, а потом она продолжила сообщать новости: дата заседания большого жюри присяжных уже назначена; она договорилась с SOS, что проведет дома еще около полутора месяцев. Блу еще больше воодушевился, от выражения облегчения в его глазах Джинни стало тепло на душе.
– Я боялся, что тебя не будет, когда я пойду в школу, – признался он.
