Обстановка стала спокойнее, и после Дня труда Блу приступил к учебе в школе «Ла Гуардиа Артс». Джинни выполнила свое обещание: в первый учебный день она привела его к школе на Амстердам-авеню, но входить внутрь не стала. Дальше он должен был справляться сам – первокурсник средней школы, мечтавший о музыкальной карьере. Джинни вспомнила, как впервые привела Криса в детский сад, и проплакала в подземке всю дорогу до дому. Она думала позвонить Эндрю, но не захотела отпугивать его своей плаксивостью, к тому же знала, что он занят. Их тесно связал Блу, довольно и этого.
Странно было возвращаться домой одной, оставив Блу в школе. Утром впервые за несколько недель позвонила Бекки, и Джинни сказала ей, что Блу приступает к учебе в средней школе.
– Не могу поверить, что ты столько для него сделала! – воскликнула Бекки, на этот раз восторженно, без осуждения в голосе. Ее дети приступили к учебе неделей раньше, и Бекки радовалась, что может заняться собой. Лето выдалось долгое и тяжелое: дети три месяца были дома, умер отец… Джинни рассказала ей о предъявлении Теду Грэму обвинения и о том, что пострадавших от него теперь насчитывается семнадцать, включая Блу. Бекки была потрясена.
– Трудно поверить, что священник мог такое натворить, хотя я читала о деле. Думаешь, он признает свою вину? – Теперь дело вызывало у нее интерес, хотя раньше она не верила сестре и Блу. Раз обвинения исходили от других, в них можно было поверить. Даже ей сложно было назвать врунами семнадцать человек, среди которых были и взрослые мужчины, ранние жертвы развратника. Сестры поболтали несколько минут и распрощались: у обеих были дела.
Был также звонок от Кевина Каллагана. Прочтя о нью-йоркском священнике, обвиняемом в сексуальных преступлениях, он догадался, что это дело Джинни, о котором она просила его совета несколько месяцев назад.
– Это он? – Кевина разбирало любопытство, он уже давно с ней не болтал.
– Он, он. Добавилось шестнадцать пострадавших, и это еще не конец.
– Как там твой парень? – Он восторгался тем, как она отстаивала интересы Блу, как верила ему, когда все остальные отказывались принимать на веру его слова.
– Лучше не придумаешь! – гордо отчеканила она. Блу был для нее неисчерпаемым источником радости. Джинни рассказала Кевину о том, что он начал учиться в специальной музыкальной школе. В декабре намечался его первый сольный концерт. Джинни радовалась, что у Блу будет спокойный год перед судебным процессом отца Тедди. Блу требовалось время для окончательного восстановления.
– А ты? – спросил ее Кевин. – Когда опять в путь?
– В октябре. – Она чувствовала себя очень виноватой. – Жду нового задания.
Это его в ней тоже восхищало, хотя он жалел, что у нее нет времени на старых друзей, отношения, роман… Она не представляла, как все это совместить со своими делами, с Блу, с процессом. Она чувствовала, что и так захлебывается. Она пообещала перезвонить Кевину перед отъездом.
Сентябрь выдался спокойным. Блу привыкал к школе, Джинни бегала по делам, изучала материалы госдепартамента и ждала нового задания – о нем ей могли сообщить со дня на день. Они выкроили время, чтобы пригласить к себе на ужин Эндрю; Блу рассказал ему про школу и показал свои отличные оценки, и Эндрю рассыпался в похвалах. Блу сочинял музыку и был в восторге от новой школы. Было видно, что он совершенно счастлив.
После ужина Блу ушел к себе в комнату смотреть телевизор, а Эндрю и Джинни повели захватывающую беседу. В последнее время у них почти не было времени поговорить. Эндрю признался, что вязнет в трясине новых дел. В октябре в епархии готовилась важная встреча по вопросу компенсации для Блу, которая позволила бы избежать гражданского иска. При таком развитии событий Тед Грэм признал бы себя виновным в уголовных преступлениях. Монсеньоры, епископы и архиепископы приходили к мысли, что иного выхода из дела Теда Грэма нет, и прощупывали Эндрю на предмет возможной суммы. Пока что согласия не было, но Церковь подавала сигналы о готовности двигаться навстречу, чтобы преодолеть кризис. Впереди были переговоры со всеми потерпевшими.
– Думаю, вам надо быть там, – тихо произнес Эндрю. Джинни посмотрела на него с испугом.
– Я не могу! Я уеду раньше. Еще не знаю, куда, но мы давно обговорили дату – первое октября. Как же мне попасть на эту встречу?
– Не знаю. Не можете – не надо. – Эндрю был разочарован, но старался проявить понимание. – Просто было бы очень полезно, если бы за Блу вступились вы. Ваши показания весомее родительских, потому что вы недавно вошли в его жизнь и сохранили объективность. Вместо вас могу выступить я. Но, если есть хотя бы малейший шанс дотянуть до этой встречи, сделайте это. – Он еще никогда не давил на нее. Он говорил важные и правильные вещи, но о том, чтобы снова отложить дату отъезда, не могло быть речи. У Джинни были обязательства не только перед Блу, но и перед SOS.
Она легла спать, но не могла уснуть, ей было плохо от мыслей о слушаниях в октябре, на которые ее звал Эндрю. Как совместить несовместимое?
Через два дня позвонила Элен: у SOS/HR было готово новое задание для Джинни. Ей предстояло отправиться в Индию, но в совсем другую часть страны, с худшими условиями: в большой лагерь беженцев в Тамио Наду на юго-востоке. Вылетать надо было через десять дней, в начале октября. В сентябре Джинни обещала, что возражений с ее стороны больше не будет.
Три дня она ломала голову, мучилась и, наконец, пришла в офис, чтобы поговорить с Элен лично. У Джинни все время появлялись новые заботы, связанные с Блу, и она наслаждалась этим. Она не знала, как поступить, но твердо решила дождаться встречи в епархии в октябре. Нельзя было подрывать дело Блу против отца Тедди, а Эндрю считал, что без Джинни произойдет именно это. Она звонила ему, и он был с ней откровенен: повторил, что она нужна ему на встрече и что лучше ей пока не уезжать.
Джинни со вздохом уселась напротив Элен.
– На тебе лица нет, – сказала Элен, передавая ей папку с материалами, которые надо было прочитать перед отъездом.
– Невероятно, какой это стресс – жить дома! Беспокоиться из-за дизентерии и снайперов несравненно проще.
Элен рассмеялась. Она тоже иногда чувствовала то же самое. Как и Джинни, она много лет проработала «в поле» и до сих пор скучала по тем временам. Но у нее возникли нелады со здоровьем – сказывались болезни и плохая медицина в командировках, поэтому она решила покинуть «поле» и осесть в офисе. Элен видела, что Джинни остается еще много лет до такого решения.
– Радуешься, что скоро в путь? – с теплой улыбкой спросила Элен, и Джинни разревелась. Какая там радость: она замучилась от нерешительности. Но в глубине души Джинни знала, что выбора у нее нет. Она должна остаться с Блу. Он бы никогда этого не сказал, но она знала, насколько важна для него; пожалуй, ей было не избежать этой жертвы.
– Даже не знаю, как это сказать, Элен, но, боюсь, мне придется остаться дома до конца года. Я не хочу потерять работу, я ее люблю, но я теперь опекаю мальчика четырнадцати лет. Сейчас мы заняты подготовкой к судебному процессу, речь об уголовном преступлении, и он – потерпевший. Он только что поступил в новую школу. Думаю, мне надо быть рядом с ним, – с несчастным видом закончила Джинни.
