Элен тоже не знала, что сказать. Она видела, как разрывается Джинни, одна из лучших сотрудниц, терять которую очень не хотелось. Это была бы невосполнимая утрата.
– Как жаль, Джинни! Как тебе помочь? – Элен была сострадательной женщиной, готовой помогать, если существовала такая возможность.
– Посидеть с ним в мое отсутствие! – Три с половиной года она не проводила дома так много времени, как сейчас, и иногда чувствовала себя очень странно. Но бросить Блу на три месяца и вернуться только после Рождества было бы несравненно хуже.
– Думаешь уйти с «поля»? – опасливо спросила ее Элен.
– Надеюсь, нет. Честно говоря, не знаю. Надо будет посмотреть, как все пойдет, для меня все так ново! Я привыкаю к роли опекунши подростка.
– Собираешься его усыновить? – Учитывая сказанное Джинни, это был логичный вопрос.
– Не знаю, – задумчиво сказала Джинни. – Сейчас я становлюсь его законной опекуншей. Не уверена, что надо идти дальше. Но чего ему точно не нужно и чего я не собираюсь сейчас делать – это уезжать на три месяца в разгар таких важных событий в нашей жизни. – Ее гибель в командировке стала бы для Блу катастрофой. Джинни и об этом подумала, хотя не стала говорить Элен. Джинни уже была готова расстаться с SOS/HR и нуждалась только во времени, чтобы все обдумать. К концу года она бы точно решилась. – Можешь записать меня до конца года как отсутствующую по уважительной причине? – спросила она, не надеясь на положительный ответ.
– Могу, – решительно ответила Элен. – Если только ты считаешь, что это именно то, что тебе нужно. – Она уныло смотрела на Джинни, боясь, что та уже никогда не вернется. Джинни боялась того же.
Она поблагодарила Элен за понимание, подписала заявление об отпуске, оставила на столе папку с материалами об индийском лагере. Вернувшись домой, Джинни стала ждать Блу из школы. Сидя в гостиной, Джинни чувствовала себя мертвой. Полученное разрешение не наполнило ее чувством свободы. Она чувствовала одно: поступок правильный, на пользу Блу. Джинни сомневалась, что это пойдет на пользу ей самой, знала, что ей будет не хватать прежней работы.
От невеселых мыслей оторвал телефонный звонок. Это был Эндрю. Он сразу почувствовал настроение Джинни.
– Что вы такая невеселая? Что-то случилось?
– Даже не знаю, – откровенно ответила она. Она поступила правильно, но сама была этому не рада. – Я продлила свой отпуск до конца года. Не хочу оставлять Блу. Но бросать гуманитарную работу я тоже не готова. Я уже по ней скучаю. Чем я занимаюсь? Хожу в магазин и играю с Блу в карты. Мне в жизни нужно гораздо больше. А еще я решила присутствовать на вашей встрече с церковниками в следующем месяце. – Ей хотелось находиться одновременно в двух местах, но она знала, что это неосуществимо.
– Может, хватит себя ругать? Может, вам будет полезно пожить месяц-другой дома? Все горести мира, все несчастные и сломленные на свете никуда не денутся до января. Вы к ним вернетесь. Попробуйте договориться об укороченных командировках или экстренных выездах для устранения проблем, чтобы больше не пропадать по три месяца. – А что, неплохая идея! Ей самой это как-то не приходило в голову. Следующие его слова еще больше подняли Джинни настроение. – Знаю, Блу будет в восторге, я тоже. – Свой восторг Эндрю и не думал скрывать. – Приглашаю вас поужинать со мной на следующей неделе. Отпразднуем то, что вы здесь! – Это было очень мило с его стороны, хоть и странновато. Он ей нравился, даже вызывал у нее восхищение, но он был адвокатом Блу, а не ее другом. Наверняка Эндрю относился к этому так же.
– Обсудим дело? – спросила она.
– Нет, – ответил он спокойно и четко, с невидимой для нее улыбкой. – Вы мне нравитесь. Я считаю вас потрясающей личностью, а еще я тут вспомнил, что перестал быть священником. Вы не против?
Джинни долго раздумывала, а потом с улыбкой кивнула, хотя он не видел ни улыбки, ни кивка.
– Не против.
– У меня для вас тоже хорошие новости. В календаре суда по семейным делам на следующую неделю появилось «окно». Они занимаются слушаниями по опекунству. Мне нужны вы и Блу. Ну, и Шарлин, если захочет. Может, устроим наш ужин после этого, чтобы было что праздновать?
– Вместе с Блу?
– Нет, только вы и я, – твердо ответил Эндрю.
Вечером Джинни сказала Блу, что не уедет до января и на Рождество будет дома. Блу на радостях издал такой вопль, что в домах вокруг Центрального парка повылетали стекла, не иначе. Поклонники встречали ее решение еще три месяца не ехать в Индию горячим одобрением, и Джинни была польщена. Ее решение остаться дома вдруг приобрело смысл. Она знала, что решение верное.
Слушания по вопросам опекунства прошли без осложнений, как Эндрю и обещал. Судья симпатизировал Блу, он знал о готовящемся судебном процессе. Правозащитная работа Джинни вызвала у него глубокое уважение, как и ее старания ради Блу. На слушания явилась и Шарлин. Они с Блу не виделись уже больше года, и встреча вышла грустной. Что ж, она махнула на Блу рукой, в отличие от Джинни, поступившейся ради него своей работой. Джинни уже изменила жизнь Блу коренным образом, и судье не оставалось ничего другого, кроме как передать опекунство ей. Потом Эндрю и Джинни повели Блу обедать; Шарлин, сказав, что занята, удрала, едва выйдя за порог зала суда.
Джинни стала официальной опекуншей Блу. Для обоих это был важный шаг, еще больше сплотивший их. Если бы она улетела в Индию, то не попала бы на слушания; значит, инстинкт ее не подвел. Во всем этом было какое-то волшебство: в происходивших событиях, в том, какие люди появлялись в ее жизни, в какую школу приняли Блу; Теда Грэма собирались судить – не чудо ли? Перст судьбы коснулся их всех, и причина была одна – Блу.
Глава 18
Октябрьская встреча с церковниками вышла путаной и удручающей. Джинни с тревогой наблюдала, как Эндрю то и дело теряет терпение и срывается. Они с монсеньором Каваретти упорно бодались, завуалированные – а порой и не очень – угрозы летали взад-вперед, как теннисные мячи. В этот раз церковная команда выросла до шести человек, один раз к ней даже присоединился епископ, Эндрю приходилось прибегать то к дипломатии, то к обещаниям вполне земных кар. Церковники то намекали на отступные, то заявляли, что о них нечего и думать, – так, решила Джинни, они проверяли реакцию Эндрю. Эндрю знал, что это проба сил и выяснение, как далеко он готов идти в отстаивании интересов своего клиента, но иметь с ними дело было очень трудно, почти невозможно. Семнадцать мужчин и мальчиков дали полиции совершенно недвусмысленные показания о сексуальных домогательствах отца Тедди к несовершеннолетним, тем не менее священники твердили свое: он не виновен, свидетели лгут.
– Семнадцать мальчиков и респектабельных мужчин – лгуны? – возмущался Эндрю, с преувеличенным гневом вращая глазами. – Как вы это себе представляете? Ваш святой отец – социопат, педофил, наплевавший на все, что воплощает церковный сан. Сам я уже не священник, но и для меня невыносима мысль, что такой, как он, выдает себя за святого отца. Как вы можете его защищать? Как могли, зная, что он вытворял, выгораживать его, даже отправить в другой город, чтобы там он снова взялся за свое? Загубленные детские жизни – это кровь на ваших руках. Вы разделяете с ним ответственность. Не пойму, почему бы вам не принудить его к признанию вины? Суд обязательно вынесет ему обвинительный приговор и посадит в тюрьму. Вы зря расходуете свое и чужое время, – напирал Эндрю.
