5/12/41
…Тула все еще держится. Здесь нашим войскам продвинуться вперед не удалось.
На фронте 4-й армии сравнительно тихо. Противник концентрирует силы против 9-го корпуса. 3-я танковая группа ведет тяжелые бои у канала «Москва», где противник постоянно вводит в бой свежие части. На правом фланге 9-й армии на юго-востоке от Каширы русские перешли в наступление через Волгу и проникли на 10 км в глубь позиций, удерживаемых 162-й дивизией. Детали пока неизвестны.
3-я танковая группа докладывает, что ее наступательные возможности полностью исчерпаны и она в состоянии удерживать свои позиции только при условии, что 23-я дивизия останется в ее подчинении. Я обсудил ситуацию с Клюге; хотел узнать, не может ли 4-я танковая группа, принимая во внимание сложившееся положение, начать запланированное на завтра наступление уже сегодня. Клюге сказал, что это невозможно.
5 декабря Гудериан доложил фон Боку, что ему пришлось прекратить операцию, поскольку противник со всех сторон угрожает открытым передовым позициям 24-го (моторизованного) корпуса. Продолжала угрожать и погода: «…из-за установившихся невероятных холодов — около 30 градусов ниже точки замерзания — каждый маневр превращается в тяжкое испытание для наших утомленных, поредевших частей. Наши танки постоянно выходят из строя, между тем русские танки куда лучше приспособлены для действий в зимних условиях».
И не только танки: «Растут жалобы частей на достигнутое русскими превосходство в воздухе…» Да и в целом расчет на стремительную войну сыграл с немецким командованием и его солдатами очень злую шутку, поскольку зимней одеждой в достаточном количестве никто заблаговременно не озаботился: «Эшелоны с зимним обмундированием постоянно запаздывают, в результате даже сейчас далеко не все части обмундированы по-зимнему. Качество зимнего обмундирования также оставляет желать много лучшего».
Прошло два дня, и пришлось забыть не только о наступлении, но и о стабильной линии обороны на достигнутых было рубежах: «В течение ночи правое крыло 3-й танковой группы начало отход. Дают о себе знать неприятные вклинивания противника на северном крыле танковой группы. Противник также значительно усилил давление на правом крыле 9-й армии. Я отослал все, что мне удалось собрать на скорую руку, в распоряжение 3-й танковой группы; полк 255-й дивизии направлен на грузовиках — по батальону за один рейс — в сторону Клина, куда первый батальон прибыл этим утром. Единственный резерв, какой только удалось наскрести 4-й танковой группе, представляет собой усиленную роту. 2-я танковая армия получила по носу у Михайлова, в результате чего передовой батальон 10-й моторизованной дивизии, лишившись большей части своего снаряжения, вынужден был оставить город».
Наблюдая это и будучи не в силах что-либо изменить, фельдмаршал фон Бок поставил диагноз всему плану «Барбаросса»: «Недооценка способности противника к сопротивлению, а также его резервов в плане личного состава и материальной части… Русские ухитрились восстановить боеспособность почти полностью разбитых нами дивизий в удивительно сжатые сроки».
К этому моменту спокойный тон в дневниковых записях сменяется с трудом сдерживаемым раздражением: «Вечером позвонил Гудериан и описал свое положение в самых мрачных тонах. При этом он сказал, что не может скрыть от меня того факта, что, как он изволил выразиться, „имеет место кризис доверия“. Он уже в тысячный, наверное, раз спросил меня, знают ли те, „кто наверху“, о том, что происходит. Я, в свою очередь, поинтересовался, кого конкретно он имеет в виду, говоря о кризисе доверия, и предложил ему, если это так уж необходимо, лично отправиться на самолете в штаб-квартиру Главного командования сухопутных сил, чтобы задать там кое-какие вопросы. Гудериан никак не отреагировал ни на первое, ни на второе мои замечания. Я закончил разговор словами, что жаловаться сейчас кому бы то ни было бесполезно, и добавил, что подкреплений ему не дам. Все остальное на его усмотрение: или делать хоть что-нибудь, чтобы выправить положение, или сидеть сложа руки и позволить себя убить. Другого выбора у него, да и у всех нас, нет».
Фрагмент рапорта фон Бока от 13 декабря 1941 года
Причина, почему я ставлю под сомнение способность наших войск удержаться на новых неподготовленных позициях, ясна. Я не могу оттянуть к новым позициям свои моторизованные части из-за нехватки горючего, как, равным образом, подвезти к ним артиллерию на конной тяге, поскольку лошади не в состоянии тащить большой груз по обледеневшим дорогам. Типичным в этом смысле является случай с 267-й дивизией, которая, отступив сегодня с занимаемых позиций, лишилась всей своей артиллерии. В этой связи вероятность того, что мы отступим к тыловым позициям без артиллерии, весьма велика. С другой стороны, приказ «держаться» вызывает у меня озабоченность в том смысле, что войска могут начать отходить и без приказа.
Приказу держаться любой ценой сопутствовал ответ фон Браухича на слова Гудериана о «кризисе доверия»: тот телеграфировал всем командующим армиями, сообщая, что и он, и сам фюрер полностью в курсе происходящих событий, а претензии следует предъявлять не высшему командованию, а собственным войскам…
«Взять Москву ему не удалось, хоть он и пустил в ход „последний батальон“, — писал о фон Боке в своих мемуарах адъютант Паулюса. — Еще 2 декабря 1941 г. он заявил в одном из своих приказов: „Оборона противника на грани кризиса“. В действительности же эта его оценка была уместна для характеристики не обороны противника, а собственных наступательных возможностей».
Когда стало очевидно, что наступление на Москву сорвалось, фон Бок оказался одним из тех, кого Гитлер обвинил в провале блицкрига. Фон Бок был снят с должности и отправлен в отпуск, официально — по состоянию здоровья. «Ближе к вечеру позвонил Браухич и сказал, что фюрер дал положительный ответ на мою просьбу о предоставлении мне отпуска и приписал: „До полного восстановления…“» 19 декабря фон Бок распрощался с офицерами своего штаба, заверив их, что тяжелый период скоро закончится, а уже 22 декабря прибыл в штаб-квартиру Гитлера: «Фюрер, как всегда, встретил меня очень сердечно. Он довольно долго разговаривал со мной о сложившемся положении, серьезность которого он очень хорошо себе представляет. Кроме того, он сказал мне, что мои рапорты доходили до него в несколько измененном виде!» Фон Бок попробовал осторожно прозондировать почву на предмет того, есть ли у него в будущем перспективы вернуться к руководству войсками: «Смогу ли я снова приступить к исполнению своих обязанностей, когда почувствую, что обрел прежнюю форму?» — «Разумеется», — ответил фюрер.
Командующий группой армий «Юг»
И действительно, уже в январе 1942 г., после скоропостижной смерти Вальтера фон Рейхенау, Федор фон Бок получил назначение на должность командующего группой армий «Юг». В этот период ему довелось убедиться, что война изменила Германию не к лучшему, и ради явлений, несовместимых с его представлением о порядке, нет необходимости отправляться в далекую холодную Россию: «Поехал на поезде в нетопленом спальном вагоне в Инстербург. В поезде полно испанских офицеров. Мне было стыдно за наши железные дороги, так как в вагоне было грязно; ко всему прочему, мы еще и опоздали!»
