Наступление началось ранним утром 7 августа. Танковым клиньям удалось прорвать советскую оборону, но дальше все пошло не так гладко, как ожидалось. «Наши атакующие пехотные дивизии столкнулись с искусно и ожесточенно сражающимся противником, — констатировал Адам. — Он сразу понял, какой опасностью грозили ему немецкие танки, и организовал ожесточенные контратаки против танковых корпусов, которые сражались, имея в тылу Дон… Однако частям Красной армии удалось прорвать окружение и переправиться на восточный берег Дона».
После четырех дней непрерывных сражений в Германии было объявлено о победе вермахта в этих боях. Но по свидетельству все того же Адама, «нам пришлось дорого заплатить за нее как людьми, так и техникой… А главное — Красная армия выиграла драгоценное время для создания фронта обороны между Волгой и Доном, на подступах к Сталинграду». Удалось задержать продвижение 4-й танковой армии, которая 1 августа прорвалась из района Цимлянской через Калмыцкую степь к южным подступам Сталинграда. 12 августа 6-я армия вынуждена была передать на усиление 4-й танковой армии 24-ю танковую и 297-ю пехотную дивизии.
И тут оказалось, что, несмотря на острую необходимость быстро развить достигнутый успех, 6-я армия не способна к немедленному продолжению наступления. Требовалась перегруппировка, восполнение потерь оружия и техники, подвоз боеприпасов.
Чтобы прорвать советскую оборону вдоль Дона, немцам пришлось использовать помимо своей 2-й армии армии итальянских, венгерских и румынских союзников. 6-я армия была всего лишь в нескольких десятках километров от Сталинграда, и 4-я танковая, находясь к югу от него, повернула на север, чтобы содействовать в штурме города.
«При наступлении 6-й армии к Волге кровь немецких солдат лилась рекой, — писал Адам, занимавшийся в те дни решением проблем с подкреплениями и пополнением. — Во время моих поездок в вездеходе я постоянно встречал отставших солдат, которые после тяжелых боев разыскивали свои части. Особенно запомнились мне двое, участвовавшие в сражении под Калачом. Они служили в той дивизии, куда я направлялся. Я взял их в свою машину.
Сидевший за моей спиной ефрейтор, еще находясь под свежим впечатлением пережитых боев, рассказывал:
— В таком пекле даже здесь, на Востоке, мне еще не приходилось бывать. Задал нам Иван жару, у нас только искры из глаз сыпались. Счастье еще, что наши окопы глубокие, иначе от нас ничего бы не осталось. Артиллерия у русских знатная. Отлично работает — что ни выстрел, то прямое попадание в наши позиции. А мы только жмемся да поглубже в дерьмо зарываемся. Много наших от их артиллерии пострадало. А самое большое проклятие — „катюши“. Где они тюкнут, там человек и охнуть не успеет».
Адам тщетно пытался убедить, по поручению Паулюса, и штабных, и высшее армейское руководство в необходимости срочно доставить пополнение в части 6-й армии:
— Как можно взять крупный город, занимающий территорию примерно 300 кв. км, если боевая численность роты 30–40 человек? Исходя из нашего последнего опыта в большой излучине Дона, надо ожидать, что противник будет защищать каждый дом, каждый камень.
— Вы знаете, как обстоят у нас дела, и поверьте, я охотно вам бы помог, — слышал он в ответ. — К сожалению, однако, все действительно так и есть, как сообщили вам начальники тыловых управлений. Новое пополнение призывников пройдет подготовку только к концу года. До января 1943 г. нечего и рассчитывать на пополнение пехотных полков.
Он был в ужасе, признавался Адам: «Ведь наступление на Сталинград должно начаться сейчас, а не в январе 1943 г.! Что же с нами будет, если боевая численность наших частей не достигает даже половины?»
Вернувшись к Паулюсу, адъютант доложил о тщетности своих усилий.
— Ах, вот оно как! Я, стало быть, должен брать Сталинград измотанными дивизиями…
Адам попытался внести немного оптимизма:
— Мюллер Гиллебранд заверил меня, что прибывающие маршевые роты будут направляться преимущественно в нашу армию. Конечно, этого мало. Но надо полагать, Главное командование сухопутных сил позаботится хотя бы о том, чтобы сменить наши обескровленные дивизии, если нет достаточного пополнения.
— Нет, Адам, это нереально, — вздохнул Паулюс. — Откуда возьмутся эти дивизии? Мы ведь уже не раз толковали о резервах. Гитлер и знать об этом не хочет. По-видимому, план этого наступления уже в своей основе был плодом легкомыслия…
Великая битва у Волги
Тем не менее решающее наступление началось. 19 августа 6-й армии был отдан соответствующий приказ. В тот день Адам впервые в полной мере осознал масштабы предстоящей операции, когда явился с докладом к начальнику штаба генерал-майору Шмидту: «В его кабинете висели сильно увеличенные аэрофотоснимки Сталинграда. Сейчас я впервые получил ясное представление об этом городе, который обозначался на наших картах маленьким кружком. Он занимал на западном берегу Волги полосу шириной от 4 до 7 км, а длиной свыше 60 км. Я и не представлял себе, что этот город таких исполинских размеров».
Согласно разработанному Паулюсом плану наступления, следовало создать по обе стороны хутора Вертячего плацдарм на восточном берегу Дона силами 51-го армейского корпуса, а также 295-й и 76-й пехотных дивизий, чтобы с этого плацдарма 14-й танковый корпус мог выйти на Волгу к северу от Сталинграда.
После прорыва оборонительной линии Красной армии 51-й армейский корпус должен был взять на себя обеспечение правого, а 8-й армейский корпус — левого фланга танков, наступающих к Волге. 11-му армейскому корпусу надлежало оставаться для обеспечения флангов в излучине Дона между хутором Мелоклетским и станицей Клетской; 24-й танковый корпус, у которого забрали 24-ю танковую и 297-ю пехотную дивизии, располагавший сейчас только 71-й пехотной дивизией, должен был создать силами этой дивизии плацдарм у Калача и оттуда наступать на восток.
10 сентября немецким подразделениям удалось достичь западной окраины Сталинграда. Начались бои за каждый дом, вернее, за то, что от этих домов осталось… В это время к Паулюсу прибыл некий полковник, представившийся как новоназначенный комендант Сталинграда и желавший приступить к своим обязанностям. Адам посоветовал тому запастись терпением, поскольку дальше окраины продвинуться пока так и не получилось. Паулюс и начальник штаба Шмидт, узнав о госте, который вдобавок привез с собой всех сотрудников аппарата, вознегодовали: «На что нам здесь эти люди? Комендант города, который еще не взят! Это же просто нелепо!»
Однако на самом деле Паулюс и его окружение все же были еще уверены в успехе, быть может, не стремительном, но неизбежном. Адъютант Адам получил отпуск для лечения и отправился в Германию, будучи, по его словам, уверен, что Сталинград будет взят до его возвращения. Однако, вернувшись из санатория через пять недель, он был неприятно удивлен, обнаружив штаб своего шефа на прежнем месте, а войска — еще более измотанными в ходе непрерывных боев. «За три года войны я еще не сталкивался с подобной ситуацией».
— Вы ведь сами знаете, что численность наших дивизий в большинстве случаев упала до уровня полка, — сказал тогда Паулюс. — Но это не единственная причина. Сопротивляемость красноармейцев за последние недели достигла такой силы, какой мы никогда не ожидали. Ни один наш солдат или офицер не говорит теперь пренебрежительно об Иване, хотя еще недавно они так говорили сплошь и рядом. Солдат Красной армии с каждым днем все чаще действует как мастер ближнего боя, уличных сражений и искусной маскировки. Наша артиллерия и авиация перед каждой атакой буквально перепахивают местность, занятую противником. Но как только наши пехотинцы выходят из укрытия, их встречает уничтожающий огонь. Стоит нам достигнуть в каком-нибудь месте успеха, как русские тотчас же наносят ответный удар, который часто нас отбрасывает на исходную позицию.
