– И вправду не старая, – согласилась Джамиля.
– Относительно молодая, – вторила Стефани.
– Однако мы первая религия с благодатным знанием, которое мы обрели. Это истинное объяснение всему. Люди веками искали ответы на свои вопросы, и вот ответы здесь, у нас в руках.
– Радостно, – произнес Гордон, поднимая руки и закрывая глаза.
– Столь радостно! – подхватила Стефани.
Джамиля включила дрель.
– Радостно, – сказала пастор, кладя обе руки на лежащую перед ней книгу.
Дэррил встал. Он плакал, и улыбка на его лице была шире, чем когда-либо. Он посмотрел на вышивку на стене, висевшую почему-то неровно. И повторил вдохновенное послание.
– Радостно, – произнес он, – Он поглощает!
Глава 28
Ниланджана резко села в постели, тяжело дыша и вся в поту. Ей было холодно. На улице ярко светило солнце. Она каким-то образом проспала рассвет. Ей приснился жуткий сон. Как и большинство снов, он был долгим и запоминающимся, но только в той доле мозга, которая скрывает информацию. В доле мозга, собирающей драмы и травмы, а потом прячущей их так, словно все эти пылинки способны были во что-то переродиться (она по-прежнему не помнила, как они называются), там, где они со временем могли вырасти в нечто большее и более определенное, уже не имеющее ничего общего со своей изначальной формой. В этом сне присутствовал Дэррил, но Ниланджана не могла припомнить, что он делал. Она лишь знала, что не верит ему.
Утро уже набрало силу, так что нечего было и думать о том, чтобы снова заснуть. Кошмар сильно ее дезориентировал, и его обрывки уже успели раствориться настолько, что она могла лишь заключить, что причиной его стало ее теперешнее состояние: взмокшие руки и грудь, пот на верхней губе и головная боль, которая не изводит, но от которой голова становится как пенопласт, плюс глубокое беспокойство о чем-то или о ком-то неизвестном.
Накануне вечером они с Карлосом допоздна вновь и вновь анализировали имевшуюся у них информацию. Фигуры в капюшонах тянулись к входам в параллельный мир. Они скопились у ямы на месте «Большого Рико». Значит, эта яма имела какое-то отношение к параллельному миру. Возможно, ямы возникали в результате движений гигантской всепоглощающей многоножки, которой поклонялись как Улыбающемуся Богу. Если так, то эта многоножка связана с параллельным миром. Но какова во всем этом роль города? Почему Памела все время появлялась рядом с местами катастроф? И какой мотив был у многоножки, чтобы помешать экспериментам Карлоса? На уровне мотивов наиболее вероятным казалось то, что за всеми этими происшествиями стоял город. Но каким образом к ним причастна многоножка, если вообще причастна? И так вновь и вновь, пока ночь практически не переросла в утро, хотя это больше относилось к неверным определениям, созданным людьми, нежели к каким-то изменениям в природе самой ночи.
Скорее всего, Ниланджана заснула, не выключив телевизор, который почти никогда не смотрела. У нее был телеприемник и подписка на кабельное вещание, потому что всем жителям Найт-Вэйла в обязательном порядке полагалось иметь телевизоры и платить за кабель. Хотя она и не считала себя гражданкой Найт-Вэйла, закон касался и ее. Ниланджану это устраивало, поскольку она не возражала против уплаты налогов и правительственных сборов, если на них поддерживались менее удачливые члены общества. Последние несколько лет выдались очень тяжелыми для владельцев кабельного телевидения, и сейчас они относились к беднейшей группе населения. Так что, по крайней мере, те деньги, что она платила за кабель, шли на благое дело, хоть она и редко смотрела телевизор.
Но в это утро он был включен. По шестому каналу передавали местные новости с Тимом и Тринем – одинаковыми полунасекомыми в одинаковых костюмах, как и положено соведущим. Они олицетворяли собой наиболее надежный источник новостей в Найт-Вэйле после радиошоу Сесила, бывшего душой города, и далеко опережали «Ежедневную газету Найт-Вэйла», чья редакционная политика противостояла отделению беллетристики от журналистики. Все любили Тима и Триня, поскольку, по признаниям многих горожан, «они по-настоящему говорят со мной».
И это была чистая правда. Тим и Тринь часто напрямую общались со следившими за новостями людьми. Зритель мог смотреть самый невероятный репортаж, улыбаться рассказу о приемных животных или же плакать, если новость касалась лично его. Именно в такие моменты Тим и Тринь напрямую обращались к человеку и говорили: «Все образуется, Тавин», или «Дела у тебя не слишком хороши, но только ты в состоянии изменить свою жизнь, Диана», или же «Собака – это здорово, верно, Эрл? Тебе надо завести собаку. С ней ты будешь счастлив».
Шестой канал также обладал инициированными правительством полномочиями включаться в любое время в любом доме. Иногда этим пользовались для передачи важных сообщений вроде оповещений о похищении ребенка. Иногда потому, что рейтинг канала падал и требовалась какая-нибудь «фишка». В любом случае, думала Ниланджана, вполне возможно, что она не уснула с включенным телевизором. Телевизор просто сам мог включиться на шестом канале.
– …до сих пор не найден, несмотря на все усилия Тайной полиции. – Это было первое, что Ниланджана поняла со слов Тима (а может, Триня). – Полиция не обнаружила никаких следов Ларри или даже его дома. Оба они числятся пропавшими без вести после заявления жительницы по имени Эрика, которая также заявляет, что она ангел, – сказал Тринь (или Тим).
– Ха-ха-ха. Ангелов же не существует, Тринь, – отозвался Тим.
Отлично, теперь я знаю, кто из них кто, подумала Ниланджана.
– Да, конечно, не существует, – согласился Тринь. – И полиция заключила предполагаемого ангела Эрику под стражу за незаконное заявление о своем существовании.
– Нам прямо сейчас сообщают, что Эрика сбежала из-под ареста, взлетев высоко в небо при помощи огромных, покрытых перьями крыльев. Свидетели утверждают, что слышат звуки, похожие на валторну в сочетании с детским хором.
– Люди пойдут на что угодно, чтобы защитить свои заблуждения, верно, Тим?
– Ха-ха-ха-ха, – рассмеялся Тим, хлопнув по столу человеческой рукой. Ноготь на безымянном пальце его правой руки был сантиметров восьми длиной и окрашен зелеными и черными полосками. – Ха-ха-ха-ха, – повторил Тим.
– Если вы видели Ларри Лероя на окраине города, пожалуйста, позвоните по номеру, который вы видите на экране.
В нижней части экрана появился номер телефона. Рядом с треугольным лицом Триня возникла фотография Ларри. Он улыбался, лоб у него блестел. Вспышка была слишком яркой. Улыбка казалась искусственной, как всегда, когда позируют перед объективом, с изгибом губ, появляющимся, когда группе говорят: «Так, все сказали “сломанные ноги”» и все повторяют «Сломанные ноги», что каким-то образом должно вызвать естественную счастливую улыбку.
Ниланджана посмотрела на стоявшую на книжной полке диораму, которую нашла в пустыне на том месте, где стоял дом Ларри. Четкие детали лица Дороти, тонкая текстура алюминиевых бортов ее боевого дирижабля, огонь там, где некогда простирался Канзас. Ниланджана почти могла разглядеть отдельные дома, детей и собак на лужайках. Ларри виртуозно владел цветовыми переходами: в невидимом заходящем солнце яркий желтый и оранжевый перетекали в светло-коричневый и розовато-лиловый с длинными тенями.
