Ниланджана вернулась к своим заметкам и плану действий по изучению грохота в пустыне, одновременно продолжая прокручивать в голове те утомительные разговоры о времени. Забывшись, она потянулась за заметками, задела кружку с кофе и тихонько взвизгнула.
Люди в кофейне посмотрели на Ниланджану. Она прожила в этом городе четыре года. Или казалось, что четыре. Время, как бы Дэррил ни настаивал, текло здесь странно, так что она понятия не имела, как давно она сюда приехала.
– Чужачка! – крикнул кто-то. Другой посетитель последовал его примеру. На нее показывали пальцами. Раздался еще один крик:
– Чужачка!
Дальше этого скандал не разгорелся. Было утро буднего дня. Люди думали о работе и много о чем еще. Им вовсе не хотелось превращаться в разгоряченную толпу. Кроме того, некоторые из присутствующих знали Ниланджану. Она много раз заходила в «Остроконечный молоток». За все те годы, что она прожила в Найт-Вэйле, они не могли не заметить ее.
И все же, хоть они ее и узнали, они показывали на нее пальцами и кричали. Она приехала в этот город по той же причине, что и все остальные ученые: потому что он был самым интересным местом в Америке с научной точки зрения. И в этом отношении он ее не разочаровал. Но в нем еще присутствовало истинное ощущение соседства. Люди чувствовали себя здесь своими, любили друг друга и знали своих соседей. И именно поэтому она считала, что не до конца их понимает. Даже спустя четыре года она ловила себя на том, что ее приводят в замешательство простые вещи, которые коренные обитатели города принимали как должное.
– Но почему объявлены вне закона письменные принадлежности? – спрашивала она.
И Мишель из «Дарк оул рекордз», или Фрэнсис Дональдсон, владелица Антикварного пассажа, или любой другой, с кем она в тот момент разговаривала, посмотрев на нее с иронией и удивлением, отвечал:
– Потому что они незаконны.
Затем Ниланджана спрашивала, почему все дорожные указатели заменили усталыми городскими служащими, регулировавшими движение взмахами семафорных флажков, а ее собеседник или собеседница вздыхали и говорили:
– А почему небо голубое? А почему луна ненастоящая? А почему то и это?
Или же показывали на нее пальцами и начинали нараспев выводить:
– Чу-жач-ка!
Она спросила об этом Карлоса:
– Вы ведь тоже не отсюда. Вас, наверное, все время обзывают «чужаком». Что люди под этим подразумевают?
Карлос ответил, что его почти перестали обзывать «чужаком», когда он начал встречаться с Сесилом, а как только они поженились, подобные выкрики и вовсе прекратились.
– Думаю, я наконец-то стал одним из них, – небрежно заключил он, и его слова отдались в груди Ниланджаны жгучей завистью.
Затем он пояснил, что слово «чужак» являлось у местных жителей своего рода выражением дружеского расположения. Он как-то чихнул в кафе-мороженом, и ему со всех сторон с десяток раз крикнули «Чужак!», после чего небольшая толпа подняла его на руки и понесла по улицам. Он пришел в ужас, однако вскоре они устали и через несколько кварталов опустили его на землю.
Карлос сказал ей, что у жителей Найт-Вэйла это было эквивалентом фразы «будьте здоровы».
– Вы из-за этого не переживайте. Уверен, что вы довольно скоро тут пообвыкнете.
– Но ведь прошло четыре года! – возразила она.
Карлос оставил то, чем занимался, и добрым взглядом посмотрел на нее поверх очков.
– Может, дело не в том, чтобы они вас приняли. Возможно, это вам нужно сперва принять их.
Она их приняла. Иначе зачем бы она приехала сюда их изучать? Но если уж быть честной с самой собой, сумбурные странности города, где любое объяснение, данное любому необычному явлению, тотчас же опрокидывалось другим необычным событием, бросали вызов ее стремлению к стройности и упорядоченности.
– По-моему, я их приняла, – ответила она. – Однако тут все странно, верно?
Карлос мрачно кивнул.
– Тут все более чем странно, – произнес он, возвращаясь к работе.
Ниланджана была рада, что Карлос настроен так оптимистично. Ему, наверное, легче, подумала она, потому что мужчин не так сильно, как женщин, пугают окрики на улице. К тому же у него был муж, а прочность отношений способна заставить человека почувствовать себя как дома, потому что ему есть на кого опереться. Карлос может пережить неудачнейший день, но потом он вернется домой к Сесилу, где, по крайней мере, его кто-то выслушает, когда он скажет:
– Знаешь, у меня дела совсем ни к черту. Может, послушаешь, что стряслось?
Это кое-чего да стоит, подумала Ниланджана. У нее самой в городе не было даже близкой подруги. Они с Конни прекрасно ладили, когда работали вместе, но Конни тоже была не из этих мест, к тому же чуть позже она исчезла во время расследования жутких происшествий, связанных с пластиковыми фламинго. С тех пор Ниланджана не очень-то заговаривала с людьми за пределами лаборатории. И неудивительно, что люди показывали на нее пальцами и кричали:
– Чужачка!
Посетители кофейни успокоились. Кое-кто продолжал показывать пальцем и таращиться на нее, но уже не так усердно. Когда Ниланджана вернулась к своим заметкам, она почувствовала, что рядом кто-то есть. Она увидела, как на бумаги легла тень, а веселый голос нараспев произнес:
– Можно поговорить с вами об Улыбающемся Боге?
Ниланджана увидела, как тень покрутила поднятым кулаком. В веселом голосе явственно прозвучала фальшь.
– Вы Дэррил, верно? – торопливо спросила она, надеясь охладить его религиозный пыл.
Он пристально смотрел ей в лицо, продолжая машинально улыбаться.
– Да, привет. Я вас помню, – ответил он почти убедительно. – Нила…
– Ниланджана, верно!
– Чужачка, – произнес кто-то.
– Как хорошо, что мы снова встретились.
Повисла пауза, во время которой люди обычно обнимаются или пожимают друг другу руки, но они ничего подобного не сделали, лишь пару секунд вежливо помолчали.
– Кто-то что-то продвигает? – наконец спросила Ниланджана, показывая на брошюры.
– Ну, дело тут не в продвижении. У меня нет цели что-то продать. Просто хочу убедиться, что люди знают об этой великой организации. Может, она способна спасти им жизнь, как спасла мне.
– Классно. Борьба за праведное дело. Скажите, который час?
Он посмотрел на часы.
– Десять тридцать. Я вас задерживаю?
Ниланджана записала у себя в тетради «10:30».
– Пока нет. Значит, вы ходите по кофейням и раздаете религиозные листовки о…
– Радостных последователях Улыбающегося Бога. Вот. – Он протянул ей брошюру.
Одним плавным движением она взяла ее и положила в сумочку, продолжая смотреть Дэррилу прямо в глаза.
