Глава 9
Фронтир
Последним поднялся Федор. Ощерился, раскатал тонкий коврик из неопрена, прямо поверх ящиков, и завалился спать, надвинув на глаза панаму, видавшую виды.
– Солдат спит, служба иде-ет! – зевнул он.
Я отвернулся к окну как раз в тот момент, когда «Урал» зарычал мотором и тронулся. Недолгое время испытывая сладость движения по твердому покрытию – скала! – мой организм снова заекал от тряски – грузовик выезжал на нудный серпантин, спускавшийся в прибрежные леса. Колонна шла не торопясь до самого низа, а там машины выехали на лесовозную дорогу, чьи набитые колеи давненько ожидали хотя бы грейдерования, но так и не дождались.
И заросли вплотную подступили к проезжей части. Порой наглая лиана чиркала по кузову или скреблась плакучая ветвь.
Неожиданно обнаружил себя динамик наверху. Он громко щелкнул и проговорил голосом Саула:
– Охрана! Подъезжаем к тропе!
Дядя Федя ругнулся, но встал. Потянулся и залез в башню, устроившись на скрипучем откидном сиденье.
– Третий готов! – доложил он.
– Принято, – каркнул интерфон.
Впереди появился просвет, и тут же донесся приглушенный гогот пулемета.
Я резко пригнулся, выглядывая в окно напротив, и увидел, по кому велся огонь. Увидел, но понял не сразу. А когда понял, никак не мог поверить, что это не аттракцион по мотивам «Парка юрского периода».
Лес рассекала широкая просека, истоптанная вдоль и поперек, обильно унавоженная и вымешанная. А по этой просеке шагала огромная зверина, переступая шестью ногами-тумбами, часто поджимая средние, словно экономя «шасси». Покрытая, как черепицей, серыми роговыми пластинами, бестия игриво помахивала хвостиком-огрызком, а длинная, но могучая шея держала тупорылую башку, увенчанную массивными рогами. Головищу свою зверь мог положить, не напрягаясь, на подоконник третьего этажа.
Челюсти животного работали в неторопливом ритме, по-коровьи перетирая целую копну травы, а над слюнявым ртом вытягивался метра на три спаренный бивень, перепачканный в земле.
Завидев караван, зверюга выплюнула траву и вздыбилась – опершись на четыре свои лапы-тумбы, оторвала от земли переднюю пару, взревела, щеря слюнявый рот.
Дядя Федя тотчас же выдал короткую очередь, не стараясь пустить чудище в расход, – я видел, как 12,7-мм пули колотили по грудным пластинам «динозавра», но до его нутра так и не добрались.
– Это буффалодон! – крикнул, задыхаясь, Эдик. – Абсолютно тупое создание! Чтобы его завалить, надо целиться в голову, а броню фиг пробьешь!
Буффалодон мощно испражнился и попер на грузовик, клоня голову и угрожающе качая бивнем. Пулеметчик добавил, очередь прошла вскользь, оставляя белесые бороздки на костяной броне чудовища, и того наконец-то проняло – неуклюже развернувшись, буффалодон удалился, издавая обиженный рев и покачивая головой.
А грузовики прибавили скорости.
– Крупный экземпляр! – оживленно сказал Лахин.
– Покрупнее видали, – пренебрежительно отмахнулся Кузьмич и повернул голову ко мне. – Тут у них тропа, чудики эти постоянно мигрируют от гор к океану и обратно. С бивнями – это самец. Видать, принял нас за соперника! Да-а… Кто не видал, как эти животины сношаются, тот ничего не видал!
И снова лес сжал дорогу, хотя назвать так малозаметную колею было большим преувеличением. Скорость резко упала, грузовик трясло и шатало.
Я опустил спинку, но и лежать было затруднительно – чтобы не вывалиться с сиденья, следовало держаться руками и ногами, чем я и занимался до самого вечера, устав так, будто оставленные за спиной километры проделал пешком.
На закате караван добрался до старого лагеря на высоком плоском холме, поросшем шуршавшим кустарником. Ветра не было совершенно, но колючие ветки качались и шебуршали, а молодые побеги медленно извивались. Стоило хлопнуть дверцей, как они скрутились, чуть ли не в узлы завязались – и пошла волна по всему бушу. Побеги сворачивались, ветки обвисали, а стволики переставали шататься – растение притворялось дохлым.
«Все чудесатее и чудесатее…»
Охранники и помощники Саула запаливали костры, а я неотрывно глядел на запад. Там пламенело желто-оранжевое сияние. Маленькое белое солнышко краем цепляло пильчатую линию гор, но не калилось красным, как на Земле, а наливалось желтизной сока манго.
И тишина…
Я и подумал: может, все к лучшему? И все будет хорошо?
И я все-все вспомню? И стану самим собой…
…Костры в ночи горели ярко, бросая отсветы на грузовики, поставленные в круг. Дозорные время от времени подбрасывали сучьев, поддерживая жар в четырех огнищах, отпугивавших местное зверье. Столько же кострищ успело прогореть, калясь в темноте россыпями красных углей, – повар с помощниками как раз раскладывал махи с бротами, а в большой кастрюле варился компот.
Весь экипаж нашей третьей машины сидел у гаснущего костра, втягивая органами обоняния первые ароматы от пекущихся плодов.
Димон с Кащеем сидели рядом, прихлебывая из одной фляжки забродивший сок. Вино, не вино, но «торкает», по выражению Полторашки.
Сам Колян присел поодаль и лениво строгал палочку для еды – потерял вилку, растяпа. Бунша жевал сухарь, а я, пользуясь случаем, чистил пистолет. Даже каждый патрон протер.
Неожиданно пролегла тень. Я поднял голову и увидел черный силуэт, узнавая Ручина.
– Могу? – испросил позволения Саул в манерах колхозного крестьянства.
– Падай, – ответил Бунша.
Фермер присел рядом с ним на колоду – все, что осталось от ствола, – и сказал:
– Ты – Кузьмич, верно?
– Верно, – подтвердил Бунша.
– Вот что, Кузьмич, завтра мы прибудем на плантацию. У меня в каждой машине есть старший, бригадир то есть, из моих людей. В каждой, кроме третьей. Будешь над своими бригадиром.
Бунша пожал плечами. Это не было повышением, скорее уж использованием по принципу «кто везет, на того и грузят». А у нас разве выбор есть? У «совка» или у бомжа, попавшего в «оргнабор»?
– Мои обязанности? – отрывисто спросил Кузьмич.
– Следить, чтобы не отлынивали. И чтобы не всех съели. Шутка!
– Понял.
Саул кивнул и веткой нагреб на плод маха углей.
– Работа у нас простая – вырубать деревья и корчевать пни, – неторопливо говорил он. – За три дня вся эта полудревесина высыхает, и ее сжигают. Перепахивают деляну, роют ямы, удобряют – и шарятся по лесу, чтобы отыскать мелкие махи и броты. Выкапываем их, пересаживаем, а месяца через три снимаем плоды. Все просто.
– Проще не бывает, – согласился я.
– Не журысь, как наш повар выговаривает, – сказал фермер с улыбкой. – Отработка быстро пройдет, да и научишься многому.
