Именно эта туча и помешала мне сразу разглядеть нечто, превосходившее своим масштабом великолепный обвал воды, – ТБ, оголившийся после какого-нибудь землетрясения. Лахин, правда, уверяет, что ТБ гасят всякую сейсмику, но это вряд ли. Раньше, может, и гасили, а потом барахлить стали. Вот и пошли оползни всякие, да сбросы.
Было похоже, что дорогу под необъятной «трубой» пробивали экскаватором и бульдозером, но породы тут лежали рыхлые, так что справились. Разве что дорога больше канаву напоминала, с дном, укатанным шинами.
А вот спуск с перевала ничем особым не отличался – съехали и съехали. И двинулись дальше.
Но вскоре сделали остановку.
Щелкнул интерком и сказал металлическим голосом:
– Готовность раз!
Дядя Федя удивленно поднял брови, но спорить не стал, полез в башню. А я встревожился.
Местность вокруг называлась, как меня просветил Кузьмич, Большие Пустоши – небольшая равнина с незаметными перепадами высот уходила к далекой полоске леса. Все вокруг заросло пил-травой и колючим спиральником – ветер перекатывал и мотал шипастые витки, трепал пучки злаков с жесткими листьями-лезвиями да с зубчиками, как у ножовки, поднимал и закручивал пыль. Пустырь пустырем.
Никакой крупный зверь здесь не укроется – негде, да и людям-человекам засаду организовать – тоже задача сложная. Однако кому-то это удалось.
Я разглядел сожженные остовы четырех грузовиков, черные, с ржавыми потеками. Колонна остановилась, и я не стал комментировать увиденное, а, проверив «Гюрзу», вышел наружу.
Запах гари чувствовался, а к нему примешивалось еще одно тошнотворное амбрэ.
Внезапно на меня накатило – я ощутил нечто знакомое в виденном. И горячий воздух, словно настоянный на вянущей траве, и запах пыли, и силуэты огромных животных вдали, до половины скрытых высокой порослью, – все это уже было со мной.
Я замер, сердце заколотилось – может, это память моя возвращается? Не знаю уж, что там у меня было, в темном прошлом, но оно – мое.
Нет, как накатило, так и рассеялось. Фальш-старт.
Я вздохнул, встряхнулся, возвращаясь в настоящее, и ощутил уже знакомый азарт, странно сочетавшийся с холодной решимостью.
Мое тело не сковало напряжением, напротив – мышцы расслабились, дыхание было спокойным. Разве что пульс участился, да на языке появился привкус металла.
Охранники и бригадиры в гражданском, но с оружием, уже кружили вокруг горелых грузовиков.
Приблизившись, я понял, отчего их голоса звучали все злее, – в траве или в пыли валялись человеческие костяки, частенько наполовину растащенные представителями здешней фауны, а быть может, и флоры.
Один из черепов ярко белел на черном фоне полусгоревшей шины – в лобной кости зияло кругленькое отверстие.
Я быстро оглянулся. Да нет, мое первое предположение оставалось верным – спрятаться здесь было просто негде. Как организовать засаду в чистом поле?
Следы тоже мало что дали, хотя…
– Это был караван Длинного Глеба, – послышался голос Саула. Голос звучал глухо и дребезжаще.
– Знал его? – обернулся я.
Фермер хмуро кивнул.
– Не сказать, что друзьями были, но сосед из него хороший… Был. Знать бы, какая сволочь тут стреляла! Убил бы…
Я не ответил, нагибаясь к колее.
– Саул, глянь. Видишь? Вот следы подбитого грузовика, он съехал на обочину по сырой глине. Не газуя, тормозя, скорее. И остановился. Или Длинный Глеб кого-то тут ждал или встретил по дороге. Смотри! Тут, в траве, куча окурков! Точно, ждал. Что тут? – я поднял один из «бычков». От «Явы» чинарик. В основном-то на Манге самокрутки курят, а тут дорогая сигаретка, аж с самой Земли. – Ее скурили дня два назад, грузовики сгорели тогда же. А вот тут… Видишь? Следы протекторов подбитого перекрываются другими. Тут проехал «Урал» или «КамАЗ». Скорее, «Урал» – у «КамАЗа» колея чуток пошире… Я почему к этим следам прикопался – тут особая примета есть. У этого «Урала» шины с разным протектором – задние колеса с мощными такими грунтозацепами, а у передних совсем иной рисунок – обычные «шашечки». Вот он сдал назад… Опять вперед, но уже за дорогой… А вот тут он стоял. Если Длинный Глеб и хотел с кем-то переговорить, то встреча вышла горячей – вон сколько гильз! В упор садили из ДШК и ПКТ. А тут уже все затоптано…
– Я им говорил, чтобы не топтались, – покривился Ручин.
– Да нет, наследили еще тогда, в день нападения. Наверное, из подбитых машин выскакивали люди, вот на них-то и охотились. Перебили всех, как в тире…
– Во-во… – проворчал фермер и страдальчески сморщился. – Сколько раз я говорил Глебу, чтобы он пулеметную башню сварганил!
Одну хотя бы! Да ну говорит, денег столько… И вот, сэкономил.
– Непонятно… – протянул я. – Кому понадобилась эта бойня?
– Бандосам, кому ж еще? – буркнул Саул. – Их тут пара ватаг крутится, Костолома и Головастика. Может, и третья подтянулась…
Я пожал плечами.
– Еще можно понять, зачем было всех расстреливать – чтобы свидетелей не оставлять. А машины зачем гробить? Они ж тут на вес золота!
– Во-во… Или не смогли иначе до пассажиров добраться, – почесал за ухом Ручин, – или Глеб вез что-то очень уж ценное, такое, что и грузовиками можно было пренебречь. Эти… артефакты какие-нибудь. А что? Пара сталкеров в Новом Киеве богачами заделалась.
– Может, и так… – задумчиво протянул я. – Одно знаю точно: те, кто напал на колонну Длинного Глеба, ни в какой Новый Киев не подавались – они приехали с севера и туда же вернулись.
– Может, Глеб сам у них что-нибудь спер? А те догнали и всех положили.
– Версия интересная, только зачем было дожидаться преследователей, смоля цигарки?
– Едрить семь-восемь… – тоскливо выразился Саул.
– Одно мне ясно, – сказал я. – Если не будем бдеть по-хорошему, можем дождаться того же, что и Глеб.
– Эт-точно…
Схоронив костяки, мы двинулись дальше, и теперь уже Федор почти не покидал башенку, поглядывая по сторонам через оптику.
Тех часов, которые мы провели с ним в пути, оказалось довольно, чтобы познакомиться поближе. Дядя Федор раньше служил в ОМОНе. Вот только как оказался на Манге, не говорил – разные ситуации бывают.
В лес мы въехали, как в туннель – верхушки деревьев, росших по сторонам неширокой дороги, сплелись вверху, образуя высокий и узкий проем, как в готических соборах. Колонна двигалась в густой зеленистой тени, и одно благо было – ни заметные ямы, ни бугры под колеса не попадали. Наша «тройка» шла ровно, изредка взревывая мотором.
Смотреть в окно желания не было – ничего, кроме сплошной буро-зеленой стены из стволов и стволиков, лиан мохнатых и чешуйчатых, листьев-перьев, листьев-«конских хвостов», листьев-опахал, не углядишь. Ни прогала, ни щелочки. Будто весь лес сплотился стенами по обе стороны трассы.