Дерево вяло шатнулось, вытягивая из земли корни… то есть, тьфу, корненоги, – и медленно побрело прочь, раскачиваясь и мотая лианами. За ним двинулись остальные.
Вдруг из зарослей выскочил детеныш гиппозавра с венцом из прорезавшихся рожек. Мыча, он повел башкой, принюхиваясь, потоптался и решил, от греха подальше, вернуться в лес. Не тут-то было.
Стоило гиппозавренку оказаться рядом с вилофитом, как лианы, упруго покачивавшиеся наверху, мгновенно раскрутились, охватывая упитанную тушку, как щупальцами, стискивая и легко поднимая в воздух.
Детеныш пронзительно заверещал, но корнеруки уже накололи его на иглы.
– Все! – выдохнула Лиза. – Он ему вколол пищеварительный сок. Еще полчаса, и все мясо, вместе с требухой, превратятся в жижу…
– И вилофит пообедает… – медленно проговорил я, глаз не отводя от хищного растения, качавшего свою добычу в кольцах лиан.
– Да. Говорят, вилофиты не отсюда, они совсем другие. Наверное, их какие-нибудь пришельцы занесли. В чаще их нет, вилофиты только на тропах попадаются или на полянах. На берегах лесных речек, где водопои.
– Уже хорошо.
– Ну да. И еще. Сейчас как раз сезон, созревают грибы-бомбовики. Они такие здоровые, куба на три, красные с белыми нашлепками, как мухоморы. Если бомбовик кирпичного цвета, то он безопасен, а вот если алеть начинает, то все – обходи его шагов за двадцать. Приблизишься, и он взорвется. Прямо как бомба или снаряд! Осколки человеку ребра проламывают, живот раздирают – и споры прорастают тут же.
– Неприятно, наверное, – серьезно сказал я.
– Ну, я думаю! – фыркнула Лизаветка. – Это тоже что-то инопланетное. Учитель в школе рассказывал, что геномы у бомбовиков и вилофитов совсем-совсем другие, чем у здешнего био… как же это он говорил… А! У биоценоза.
– Ладно, – улыбнулся я, – буду бояться. И своих не дам на откорм жрунам.
– Во-во… – проворчала девушка.
Копия – папа.
Так мы и вкалывали всю неделю. Втянулись. Даже Димон не особо вредничал, слушался ЦУ. А что делать?
Правила тут простые – кто не работает, тот не ест.
Хочешь жрать? Паши! Неохота? Тогда уматывай! А куда? В лес? Стра-ашно…
Деляну мы расширили основательно. Оглянешься – и брови домиком. Когда ж это мы столько успели? А вот, успели как-то.
Отработали, как полагается.
За неделю я многих узнал, друзей не обрел, да я и не стремился особо.
Никаких происшествий за это время не случилось, только разок бомбовик рванул. В самом деле, как здоровый фугас грохнул.
Сразу на то место сходить нельзя было – споры, как дым от реального взрыва, реяли между деревьев. Вдохнешь такую гадость, легкие как грибница станут.
На другой день с утра заявились поглядеть, на кого гриб «навелся», чье тепло учуял. Думали, лесной житель какой, да только не нашли никаких останков, хотя все деревья вокруг полянки были истыканы белыми осколками, похожими на черепки толстого, пористого фарфора.
Зато обнаружились знакомые следы, того самого робота. У него в корпусе микрореактор греется, вот бомбовик и сработал.
Обманулся, да откуда ж грибу знать? А от самого взрывоопасного растения лишь проплешина осталась, метра три квадратных, твердая, словно бетоном залитая, раковистым таким, и с зазубринами по краю. Страшное дело.
Прошла еще неделя, целый месяц прополз, и до нас добрался новый караван, еще два кунга выпустили человек десять отработчиков. Милости просим, ишачьте на здоровье.
Я уже чувствовал себя немножко старожилом. Не привыкшим еще к здешней жизни, как Бунша, но начавшим помаленьку вырабатывать эту самую привычку.
Помню, как кружило голову в первые дни – уж больно много всего, и сразу! Да такого, что расскажи о том на Земле, мигом в смирительную рубашку упакуют.
Могущественная раса, оснастившая движками родную планету… Целая толпа пришельцев из космоса… Чудовища, боевые роботы и хищные дерева… Чокнуться можно!
И все же постепенно, файл за файлом, все уложилось в моей бедной голове. Старой памяти лишился, зато новую обрел, да еще какую – любой уфолог застрелится от зависти.
На Манге год длиннее земного, но не намного – втиснулся в тринадцать месяцев привычного мне числа дней, только февралю не повезло, он тут не самый короткий, как на Земле, а самый длинный – 33 дня. А лишний месяц запихнули между апрелем и маем. Назвали – квинтябрь.
Дескать, если «сентябрь» – это, в переводе с латинского, «седьмой месяц», то пусть будет и пятый, строго по счету.
Напутали, конечно, и сильно. У римлян-то месяцам счет вели с 1 марта, древнего Нового года, вот и выходил сентябрь седьмым.
И было у них всего-то десять месяцев в году. Потом царь Нума Помпилий, полуреальный-полумифический правитель Рима, второй после Ромула, добавил еще одиннадцатый месяц – январь, и двенадцатый – февраль, постановив, что новый год будет заканчиваться в десятом месяце – декабре, но не объяснив толком, почему так, почему посреди зимы.
В общем, запутал все Нума, а здешние звездочеты, выходит, еще более намудрили.
Ну, так или иначе, а попал я в этот мир в ноябре, шестнадцатого, а сегодня с утра восьмое квинтября. Полгода, как я здесь.
И почти все это время добывал «полезные ископаемые» или лес валил.
Окреп, надо сказать. Поработаешь топором да лопатой – окрепнешь, ежели нормально питаться станешь. А кормили нас, фармбоев, неплохо, хоть и однообразно.
Жаркое из маха подавали, в основном, то с местными бобами (каждый с шарик от пинг-понга), то с молодыми побегами полидендрона – средним арифметическим между тушеным папоротником и спаржей. «Вата» бывала в меню редко, уж больно далеко мы от океана, а отрываться от базы опасались, помня об участи Длинного Глеба.
Кстати, наследница Глебова, племянница его, что ли, сама добралась до фермы Саула и предложила объединить оба хозяйства. Они долго и нудно торговались с Ручиным, но договорились-таки, устроили небольшой праздник по такому случаю (фармбоям тоже перепало) и стали расширять плантацию на запад, на стыковку с делянами Длинного Глеба.
А вот о бандосах ничего не слыхать. Не слыхать, не видать.
Сплошное благоволение во целовецех.
Привычно поднявшись в семь, я натянул штаны, нацепил пояс с кобурой, после чего обулся, накинул необычайно мягкую и приятную рубашку домотканую – совковую – и отправился совершать водные процедуры. Проще говоря, умылся из бочки с водой, остывшей за ночь, – это меня лучше всякого кофе бодрит.
Вытер лицо и задумался. Как только жизнь моя стала привычной, перестав меня отвлекать кудесами и диковинами, я стал чаще задумываться о будущем.
Что мне дальше-то делать? Как быть и кем быть? А что я умею? На Земле грузчиком был да сторожем – для этого никаких дипломов не надо. На Манге я рудокоп и фармбой. И что теперь?
