Лахин замешкался, и я его подогнал.
– Что стоишь? Заноси.
– Ага…
Эдик робко вошел в камеру и бережно опустил на пол дисковидную голову кибера.
– Это что? – прошептал он. – Все по-настоящему?
– Нет, – буркнул я, – мы тут придуриваемся.
Выйдя из камеры, я дождался, пока стенка зарастет, и спросил Иска:
– Нам, наверное, лучше выйти?
– Да, так будет лучше, – ответил Голос. – Во время ремонтных работ возможна эманация, опасная для живых.
– Тогда пока! И заранее спасибо.
– Пока. И заранее пожалуйста.
Я ухмыльнулся. Не зря, выходит, я испытываю приязнь к неживым – вон, у Иска даже чувство юмора прорезалось! Потянув за собою Эдика, я покинул зал. Лахин молчал, спускаясь по пандусу, но в холле шумно выдохнул.
– Фантастика!
– Научная, – поднял я палец.
Кузьмич лишь похмыкал в редкую бороденку, а Федор задумчиво щурился, затягиваясь самокруткой. Меня же переполняли эмоции. Я сам себе казался бутылкой шампанского, пробка из которой вот-вот вылетит, не выдержав напора веселящих пузырьков. Но я молчал.
Тишина стояла полная, и гулкие шаги заставили всех очнуться от дум. Мы обернулись и увидели, как из одного коридора выходит живой и здоровый Саул, а из другого появляется Терминатор, блестя, как новый.
– Ну, здорово! – расплылся в белозубой улыбке фермер, по очереди пожимая нам руки. – Только что из починки!
Робот бесшумно проплыл, обходя Ручина, и остановился в двух шагах от меня.
– Функционирую, братан, – доложил он. – Жду дальнейших указаний.
…Мы долго болтали, поздравляя Саула с «капремонтом», досталось и Терминатору, а потом как-то сразу угомонились.
Про то, что я посвященный, говорить было нельзя, пока, по крайней мере – это был тот самый туз в рукаве, который лучше иметь при себе. И про то, что и меня вылечили, я тоже смолчал.
Про амнезию знали только Кириллыч и Марина, но они были далеко, а мои новые знакомцы не ведали про мои «отдельные недостатки». Да и зачем им знать? Главное же в том, что мне самому не хотелось ни с кем «делиться».
С Кириллычем мы вместе выживали, и я просто вынужден был объяснить, что со мной не в порядке. А то всякие недоговоренности обязательно бы возникли, портя наши отношения.
Но признаваться тому же Эдику или Кузьмичу, что я ничегошеньки не помню, было стыдно. Жаловаться надо врачу, а друзей грузить зачем? К тому же, потеря памяти была для меня схожа с ампутацией, с утратой важной части своего «Я».
Попросту говоря, я был калекой, а к инвалидам, чего бы там ни выдумывали журналисты, здоровые люди относятся с неким болезненным интересом, как к уродцам из кунсткамеры. Жалость – да, многие испытывают ее к «людям с ограниченными возможностями», как политкорректно называют увечных, но жалость эта носит явный оттенок брезгливости. А зачем мне еще и такое испытание?
Но теперь все переменилось, сразу и вдруг. Спасибо Иску за «минимизацию шока», но сразу привести чувства в равновесие не получалось. Мне то хотелось орать, свистеть, мутузить кого-нибудь, то я впадал в блаженную нирвану, когда ни говорить, ни двигаться не хотелось совершенно, а то вдруг находила тревога, неясная и докучливая, покрывая как тень.
Я даже не знал, что за беспокойство точило меня в эти моменты, а поразмыслить спокойно, разобраться, что к чему, не удавалось – эмоции плясали, мысли скакали. Полный сумбур в голове.
– Ну что? – разлепил я губы. – Поехали?
– Поехали, – кивнул Саул.
– Поехали, – согласился Бунша. Покашлял и добавил строго:
– Вы вот чего… Никому ни слова о Цитадели! Иначе… Сами понимаете! У людей крышу сносит, когда они только подумают о миллионе, а тут дело миллиардами пахнет! Вот и все.
– Правильно, – серьезно кивнул Федор. – И пытать будут, и что угодно делать. Нашим тоже ничего говорить не надо. Мало кто знает, до чего Саула довели. Спросят если, надо говорить, что к врачу ездили! А куда, чего – не ваше дело, и все.
– Согласен, – кивнул Саул. – Пошли тогда.
Мы покинули полутемный прохладный «холл» и вышли на солнце. А тут и мысли мои уняли свой суетливый хоровод. Я даже переключил думы на другое.
Меня словили на Земле и доставили на Мангу без спросу, я подчинился. Но теперь-то я цел и невредим, и не убог более! И знаю, кто я.
Значит, что? Значит, надо решать, как жить дальше – самому жить, по своему хотению, по своему разумению, а не плыть, куда тебя несет.
Течение жизни совсем не такое, как у реки. Ручеек, вытекая из болота, впадает в ручей побольше, тот вливается в приток большой реки, а река несет свои воды к морю, в океан. В жизни все наоборот: будешь плыть по течению – тебя вынесет в болото. Аминь.
Это все ясно и понятно, но пока что четкого плана, как быть и что делать, я не имел даже вчерне. В конце концов, посвящение свое я пока что освоил достаточно однобоко, увлекшись порталами. А что еще я умею? Что знаю? Что могу?
Спасибо Текуи, что помог мне взвалить ношу, а какой хоть груз?
Тут я улыбнулся, подумав, что родовое святилище Текуи мне удивительно напомнило старые станции метро, особенно «Комсомольскую».
Ладно, сперва доберемся до Ново-Сталинки, обзаведемся документами, а там видно будет.
Обратный путь оказался короче – я помнил дорогу и вертел баранку с уверенностью бывалого дальнобойщика. На ферму мы приехали поздно вечером, но нас встречал свет в окнах и громкие голоса – надо полагать, фармбои праздновали победу.
Саул, сидевший рядом со мной в кабине, нахмурился сначала, но потом лицо его разгладилось. Несмотря на гулянку, отработчики строго несли службу – сначала наш «Урал» осветил прожектор с вышки, а потом навстречу развернулись стволы пулеметов самого настоящего блокпоста, сооруженного из мешков с песком.
– Свои! – крикнул я, высовываясь в окно.
– Бомжара! – воскликнул невидимый пулеметчик голосом Кащея. – А мы тебя потеряли! Проезжай!
Я газанул, и грузовик, ворча мотором, миновал внешние ворота.
– Ну вот… – пробормотал Саул.
Улыбнувшись, я вылез из тесноватой кабины, замечая Лизаветку, с визгом несшуюся к своему «папуле». Она буквально набросилась на отца, едва того не завалив.
Я огляделся. Фармбои дефилировали по двору, регулярно наведываясь в столовку, где выпивали и закусывали. Кузьмич сразу направился туда и засел надолго. Федор и даже Эдик поспешили за ним, а я сперва дождался хозяина.
– Лиза тебя не зашибла? – ухмыльнулся я.
– Так я ж окреп! – заулыбался Саул. – Выпьем?
– А давай! – махнул я рукой, подумав, что выпить сейчас – самое милое дело.
