– Ну как, миленький, теперь боишься?
У миленького настолько пропал всякий страх, что он хотел было сейчас же сбегать за купальной туникой, пока Трулла соберет им в дорогу провизию.
– Нет! – остановила его девушка. – Сделаем иначе. Купальные туники нам не понадобятся: там купаются только боги да нимфы, которым не может приказывать даже такой высокий начальник, как кумский эдил. Но я хочу другого, миленький… Скажи, у тебя сохранилась твоя зеленая одежда с вишневым поясом?
– Да, маленькая Тита.
– А почему ты ее не носишь, Гранатовый Цветок?
– Я ее спрятал, маленькая Тита… чтоб надеть еще только раз.
– Совсем не интересно когда, – отвернулась она. – Я уже говорила тебе, что умру раньше тебя.
Юноша попробовал умиротворить ее поцелуем.
– Все равно сержусь! – подставила она губы. – Это не настоящий поцелуй, а только так, osculum
[166]
. Если не хочешь, чтоб я тут же умерла с досады, беги и сейчас же возвращайся в зеленой одежде.
Правда, погода для такой одежды стояла совсем неподходящая: свинцово-серые капли сеялись с предосеннего неба, под которым с прощальным стоном носились дочери злосчастной Аэдоны
[167]
. Но сейчас Квинтипор любую одежду, будь она хоть из камня, принял бы за пушинку. Когда он пришел, девушка ласково погладила материю.
– Знаешь, я уже тогда полюбила тебя. Потому-то мне и нравится эта одежда: ведь я первый раз увидела тебя в ней. Когда-нибудь ты отдашь ее мне, и я повешу ее в своей домашней молельне… если, конечно, она у меня будет.
Титанилла вдруг умолкла, и лицо ее исполнилось глубокой скорби. Непроизвольным движением девушка сорвала кроваво-красную чашечку алтеи, – они шли по узкой лесной тропе.
– И тебе не жалко? – поразился юноша. – Ведь это такой чудный цветок!
– Ненавижу красивые цветы! – отбросила она смятые лепестки. – А может, просто завидую им. Как хорошо цветку! Он должен быть только красивым. Это ему не трудно. И никаких хлопот… ни с отцом, ни с императором, ни с…
Не кончив фразы, она улыбнулась.
– Ох, какие глупости я говорю, Гранатовый Цветок… Лучше скажи: ты тоже сразу полюбил меня? Только не лукавь! Меня не обманешь!
Девушка повернула его лицо к себе.
– Смотри мне в глаза и отвечай!
– Я… я… полюбил тебя… после…
– Когда?
– Минут через пять после того, как увидел тебя. Когда там уж не было… словом, когда ушли…
Тита задушила имена поцелуем.
– Скажи, тогда ты подумал обо мне дурно? Впрочем, нет, этого не говори. Ты счел меня сумасбродкой? Это сказать можешь: я сама не отрицаю. Но красота моя сразу восхитила тебя, да? Сейчас же говори, Гранатовый Цветок!
– Да, ты мне понравилась.
– Но не очень, да?
– Сначала я не видел твоих глаз. Да и лицо не совсем…
– Но ты видел мои руки. А захотел бы, мог бы увидеть и ноги.
– Да. Но я не разглядывал.
– Малыш, наверно, смутился?
– Ты показалась мне очень худенькой.
– Я и теперь тебе не нравлюсь? – грациозно покачиваясь, высвободила она руки из-под короткой пелеринки. – Большего показать не могу: боюсь, что мальчик от смущения вырвет себе глаза.
Она немного приподняла полу, закрывавшую ей ноги ниже колен.
– Скажи, Гранатовый Цветок, смотрел ты когда-нибудь на женские колени… Видел?.. Не вздумай сказать «да», а то я глаза тебе выцарапаю.
Опустив платок, она вынула из прически золотую булавку с головкой цикады. Сверкающий черный шатер волос упал ей на плечи.
– Нет, скажи все-таки по правде: осмелился ли ты хоть раз взглянуть на женщину, мальчик?
Отвечая, юноша сперва смущенно заикался, но потом осмелел и постарался выказать себя настоящим мужчиной, что и забавляло и вместе с тем покоряло девушку.
– Мальчик мой миленький, сыночек мой! – пролепетала она, нежно гладя его по лбу и волосам. – Кто бы Мог подумать, что у меня есть сынок да такой большой? Это ужасно: он чуть не поцеловал уже одну коринфянку!
Между тем они забрели в самую чащу леса, и тропинка давно исчезла. Красноголовые птицы Марса в своих черных одеяниях минуту с любопытством смотрели на них, потом, успокоенные, принялись опять за свое дело – обстукивать деревья.
– Видно, здесь люди бывают не часто. Смотри: эти дятлы еще не научились бояться, – сказал, оглядываясь вокруг, Квинтипор. – Ты, маленькая Тита, не очень испугаешься, если я скажу, что нам пора возвращаться?
– А ты, мой мальчик, не очень испугаешься, если я скажу, что не только сама не уйду отсюда, но и тебя не пущу? – повалилась она на траву в тени гигантского каштана. – Давай останемся здесь и заживем, будто нимфа с фавном
[168]
! Скажи: кем бы ты хотел быть?
По голой ноге девушки, с которой она только что сняла сандалию, чтобы вытряхнуть песчинки, пробежала лесная мышь. Девушка взвизгнула и, быстро поднявшись на колени, взмолилась, глядя на Квинтипора, который стоял над ней, прислонясь спиной к дереву.
– Возьми меня отсюда, Гранатовый Цветок! И бежим куда глаза глядят! Не хочу быть в одном лесу с таким чудовищем!
Некоторое время он нес ее на руках, разыскивая тропинку.
– Подольше не находи, – шептала девушка ему на ухо. – До чего приятно быть нимфой в объятиях такого фавна!
Однако, услышав собачий лай, она поспешно спрыгнула на землю.
– Куда нам деваться? Вдруг здесь охотится Диана! Или ты рассчитываешь, что она примет нас в свою свиту?
Но это была не девственная сестра Аполлона. К ним подошел маленький старичок с улыбчивыми глазами и вязанкой хвороста за спиной. Он весело рассмеялся, когда узнал, что они надеялись найти в этих местах Лукринское озеро.
– Да ведь это все равно, что искать икру в брюхе вола. Впрочем, и Тесий заблудился бы, кабы смотрел на Арианду, а не на ее нить.
В тоне и в осанке его было что-то жреческое, но одет он был скорее по-охотничьи да к тому же неправильно произносил имена Тесея
[169]
и Ариадны.
