Денисову нравился Костюшко своей открытостью и откровенностью. Он даже не скрывал перед русским офицером своих республиканских взглядов и пожеланий видеть свою родину не раздроблен ной, а единой и сильной «от моря до моря». Ещё в то мирное время Денисов удивлялся, что такой известный генерал американской армии со знания ми военного инженера до сих пор не востребован в польской армии. Удивлял русского генерала и тот факт, что Костюшко, в отличие от своих земляков офицеров, не предлагает свои услуги в армиях Австрии, Пруссии или той же Франции. А ведь там он мог бы занимать высшие командные посты. Вместе с удивлением у Денисова уже тогда появилось чувство восхищения этим неординарным человеком. Костюшко также с симпатией относился к русскому генералу, который заслужил свой генеральский чин в сражениях, а не просиживая в просторных кабинетах военного ведомства.
И вот сейчас они приближались друг к другу как противники, как враги, но каждый выполняя свой воинский долг и присягу.
Приблизившись на расстояние нескольких шагов, обе группы всадников остановились, и Костюшко первым обратился к русскому генералу:
— Я приветствую вас и готов выслушать ваши предложения.
Денисов отдал честь и официально и коротко, в ультимативной форме передал предложение генерала Ферзена:
— Командующий русской армией в целях избежания кровопролития предлагает вам сдаться и открыть ворота города, сохранив жизнь его защитникам.
Заметив, как усмехнулся на его слова Костюшко, генерал лихих донских казаков добавил от себя:
— Против вас выступили армии трёх монархов Европы. Неужели вы думаете, что сможете устоять со своими ополченцами против регулярных войск?
Костюшко дёрнул поводья, успокаивая своего коня, и подъехал ближе к Денисову. Он мог бы многое рассказать этому бравому генералу о любви к Родине, о защите интересов народа, о патриотизме и об истинных причинах этой войны. Но только не в создавшейся обстановке и не в таких условиях. Костюшко сказал ему только главное:
— Вы давали присягу своей императрице, я присягал своему народу и обещал добыть ему свободу и независимость или умереть. Как вы можете предлагать мне то, что сами, как честный офицер, никогда бы не сделали?
Денисов и сам понимал, что ультиматум русского командующего генерала Ферзена попал не по адресу. Слишком хорошо Денисов знал Костюшко, чтобы надеяться на то, что требования ультиматума будут приняты польской стороной.
— Я ожидал это услышать, но мой долг предупредить вас о последствиях... Прощайте, — закончил переговоры Денисов и, повторно приложив руку к головному убору, развернул коня в сторону расположения русской армии.
Костюшко возвращался к своим позициям, глубоко задумавшись. Он не собирался сдаваться, но прекрасно понимал, что война только началась, а силы действительно не равны. Он рассчитывал поднять всю Речь Посполитую и объявил «посполитое рушение», призывающее стать под знамёна его армий всё мужское население от 15 до 50 лет. Но шляхта не поддержала его с самого начала войны. А в городах Речи Посполитой просто начали казнить тех, кто когда-то поддерживал русских или перешёл в православную веру. Костюшко такие «патриотические» порывы напомнили казни во Франции, которые так легко узаконил Конвент. Но он не был сторонником достижения своих целей таким способом. Тадеуш Костюшко был солдат, а не палач, и сражался с врагами в едином строю с солдатами. Главнокомандующий ел с ними из одного котла и даже в одежде мало чем отличался от защитников Варшавы.
Вавржецкий встретил Костюшко в волнении и сразу начал с расспросов:
— Предлагали сдаться?
Костюшко только кивнул в ответ и к вечеру приказал созвать совет обороны города.
На совете он рассказал об ультиматуме генерала Ферзена и, улыбнувшись, пояснил всем присутствующим:
— Я думаю, что Ферзен снимет осаду города уже в ближайшие дни. Он прекрасно понимает, что штурмовать хорошо укреплённый город только своими силами значит положить почти всю свою армию под его стенами. — Костюшко усмехнулся и добавил: — При этом прусская армия вряд ли примет участие в штурме.
Члены совета сразу приободрились и также заулыбались. Напряжение, с которым они пришли на это совещание, спало, и все стали дружно обсуждать, когда русские войска вместе с пруссаками покинут свои позиции. Однако Костюшко не закончил говорить и поднял правую руку вверх, призывая соблюдать тишину.
— Я хочу слышать ваше мнение, паны офицеры.
Генерал Мадалинский высказал своё предложение и видение сложившейся ситуации:
— Я предлагаю сделать вылазку и отрядом кавалерии в пару тысяч сабель неожиданно напасть на русский лагерь.
Вавржецкий не поддержал Мадалинского, а только упрекнул его:
— Генерал Мадалинский жаждет славы и побед, а нам необходимо сохранить солдат для защиты города.
Мадалинский не выдержал тона иронии, с каким Вавржецкий высказал своё мнение, и вспылил:
— Мы сидим здесь не как повстанческая армия, а как загнанные за стены города преступники. А ведь мы сражаемся на своей земле и нас гораздо больше, чем русских и пруссаков.
Костюшко слушал генералов и понимал, что если он не поставит их на место и не примет решения, то ситуация может выйти из-под контроля. Главнокомандующий вспомнил, что ему сказал генерал Денисов: действительно большая часть защитников города — это ополченцы, косиньеры и гражданское население, о чём русским прекрасно известно от своих осведомителей. Рисковать же регулярной армией ему не хотелось, так как неясна обстановка с другими вооружёнными формированиями повстанцев на севере и на юге страны.
— С вылазкой пару дней подождём. Пусть Ферзен с пруссаками решат, что им дальше делать: прекратить осаду или продолжать её себе во вред, — подвёл итог Костюшко. — Если русский корпус и прусская армия останутся у стен города, то тогда организуем атаку. Но чтобы атака была эффективной, её надо хорошо подготовить, а на подготовку необходимо время.
Генерал Ферзен не стал дольше испытывать терпение осаждённых и, по согласованию с командованием прусской армии, снял осаду. Так же поступили и прусские войска. А через два дня рано утром с 5 на 6 сентября 1794 года защитники Варшавы с большим удовольствием обнаружили вместо армии противника только кострища на месте их лагеря.
XXII
осле снятия осады с Варшавы к Костюшко стали поступать сведения о положении дел в разных частях Речи Посполитой. И вот здесь его ожидал удар и горькое разочарование: 11 сентября 1794 года первым в Варшаву прибыл эскадрон ротмистра Тальковского из полка Азулевича, а чуть позже в столицу вошли поредевшие полки Мустафы Ахматовича и Людвига Лисовского. Они-то и сообщили, что 16-тысячный корпус Сераковского перестал существовать.
