— Ну что, пан Тадеуш? Этому тебя научили в Европе — молодых паненок из дому воровать? — обратился он к лежащему Костюшко. — Поднимите его, — приказал он гайдукам. — А ты знаешь, что по закону Великого княжества Литовского за то, что ты сегодня хотел совершить с моей дочерью, королевский суд присудит тебе смертную казнь? — продолжал отчитывать Сосновский Тадеуша. — Благодари Нога, что твой отец был моим другом, иначе ты бы живым отсюда не ушёл.
Костюшко молчал, опустив низко голову, переживая своё унижение и состояние беспомощности. Он не жалел о том, что собирался совершить, но терзался от мысли, что ничего из этой авантюрной затеи с побегом не получилось. Теперь его любимая Людовика видит его в состоянии пленника, а это положение ранило самолюбие шляхтича, офицера и просто гордого человека.
Сосновский повернулся к дочери, чтобы высказать ей своё отцовское порицание, но так ничего и не смог ей сказать, увидев при свете факелов её лицо. Он понял, что Людовика переживала в этот момент. Она стояла перед ним и горько рыдала, размазывая по щекам слёзы. И тогда Сосновский с благодарностью вспомнил короля и своё обещание отпустить Тадеуша. В противном случае его дочь никогда не простила бы отцу казни Костюшко. А королевский суд полностью был бы на стороне опозоренного отца.
Сосновский опять повернулся к Тадеушу. Подойдя к нему вплотную, он тихо произнёс:
— Убирайся, пока цел. Уезжай назад в Европу или куда подальше, а в Польше, а тем более при дворе польского короля, даже духа твоего не будет, пока я жив.
— А вы подумали, что будет с Людовикой? Помигаете, что она вам будет благодарна за то, что вы сейчас творите? — попытался Костюшко ещё раз что-то сказать в свою защиту и в защиту Людовики.
— Не тебе, пся крев, указывать, как мне поступать и что делать, — не сказал, прошипел Сосновский на ухо пленнику. — Развяжите его, — приказал он слугам, — дайте ему коня, верните вещи и... пусть убирается.
Совершив такой благородный жест, Юзеф Сосновский опять подошёл к дочери и, обняв её за плечи, повёл в сторону дома. Людовика не сопротивлялась и покорно пошла с отцом. Только на мгновение она обернулась в сторону Костюшко, как будто хотела что-то ему сказать, но ничего так и не сказала, а только неловко махнула на прощание рукой.
Гайдуки развязали Костюшко, вернули ему вещи и посадили на коня, отвязав его от повозки. Кто-то из них громко свистнул, кто-то ударил лошадь плетью, и через минуту конь уже нёс своего всадника по ночной дороге. Опозоренный и униженный, Тадеуш возвращался домой, чтобы спокойно осмыслить произошедшее и решить, как ему жить дальше.
XVII
адеуш прискакал в Сехновичи на рассвете. Все ещё спали, когда он начал громко и настойчиво стучать в двери своего родного дома. Из домика для слуг первым выбежал Томаш и подошёл к Тадеушу, ожидая его указаний. Но тот продолжал молотить кулаком по входной двери, пока перепуганный и сонный Иосиф не появился перед ним в нижнем белье.
— Это ты? Что случилось? — только и успел спросить старший брат.
Ничего не объясняя, Тадеуш вошёл в дом и сел за большой обеденный стол в гостиной.
— Беда, брат. Выручай, дай мне другого коня и Томаша для сопровождения, а я тебе, как устроюсь на новом месте, всё верну стократ, — только и смог сказать Тадеуш, едва отдышавшись после ночных приключений.
Набросив на плечи большой платок, рядом с мужем стояла сонная невестка. Она испуганно смотрела то на мужа, то на грязного от дорожной пыли его брата.
— Ну чего стоишь? Принеси выпить и поесть, — набросился на жену Иосиф. — Видишь, плохо человеку.
Мария быстро убежала хлопотать на кухню, а Иосиф присел рядом с братом. Он видел перед собой не гордого и успешного в жизни офицера, а раздавленного каким-то тяжёлым горем человека. В грубой, непривычной к сентиментальным чувствам душе Иосифа вдруг проснулась жалость и зашевелилось неизвестное ему ранее чувство сострадания.
— Ну, давай рассказывай, что случилось? — участливо поинтересовался старший брат у младшего, с тяжестью проглотив подступивший к горлу комок.
И Тадеуш, положив голову на руки, рассказал без утайки о своей неудачной попытке похищения Людовики. Поведал он брату и о непонятной милости Юзефа Сосновского, проявленной им в отношении злоумышленника после того, как он был изобличён и пойман.
Первый раз в жизни братья душевно проговорили несколько часов, запивая горькие мысли такой же горькой выпивкой. Они вспоминали своё детство, свою добрую мать и, в отличие от неё, жёсткого в общении с матерью и детьми отца. Братья, окончательно опьянев от большого количества выпитого, то громко стучали кулаками по столу, что-то с хрипотой в голосе доказывая друг другу, то через минуту уже целовались и обнимались, прося друг у друга прощение.
Рано утром следующего дня со двора поместья выехала повозка, запряжённая одной лошадью. В повозке сидел, задумавшись о своей злополучной судьбе, ещё не совсем трезвый после попойки Тадеуш Костюшко, а за кучера был Томаш, которого «передал» в услужение младшему брату Иосиф Костюшко. Кроме этого Иосиф так расщедрился, что ссудил Тадеушу небольшую сумму денег, чтобы ему хватило добраться до границы и на первое время его будущей жизни во Франции. Именно туда решил вернуться Тадеуш Костюшко, где он прожил несколько лет счастливой молодости. Именно там у него остались друзья, дружба которых была проверена годами совместной учёбы, весёлых пирушек и опасных дуэлей.
Томаш, довольный своим новым положением слуги при Тадеуше Костюшко, радостно и с каким-то озорством покрикивал на лошадь, если она сбавляла темп движения. Его новый хозяин не велел задерживаться и почему-то очень куда-то торопился. Но Томаша не волновал вопрос: зачем и куда. Главное для него — это смена обстановки и возможность покинуть поместье и его прежнего хозяина, который изрядно надоел Томашу своим ворчанием и придирками. А вот новый хозяин, пан Тадеуш, с самого начала понравился ему, и поэтому Томаш не задумывался сейчас о своём будущем, а поторапливал лошадь, чтобы до наступления темноты доехать до какого-нибудь постоялого двора.
Прибыв в Варшаву, Тадеуш сразу направился к своему давнему знакомому Казимиру Сапеге. К этому времени он уже являлся магистром варшавского ордена вольных каменщиков и был признанным руководителем и лидером всего масонского движения в Речи Посполитой.
«Главный масон Польши», пользуясь своим авторитетом и связями в Департаменте иностранных дел, быстро оформил все необходимые документы для Костюшко и его слуги для выезда за пределы Речи Посполитой. Уже через два дня после описываемых событий путешественники покинули Варшаву в почтовой карете, направлявшейся в сторону Германии. Конечной же их целью всё-таки была Франция.
После недолгого пребывания на родине Тадеуш Костюшко уже не в компании молодых выпускников Рыцарской школы, а один со своим верным слугой Томашем снова прибыл в Париж. Он уже не был молодым офицером, полным радужных надежд и веры в свою счастливую звезду, а изгоем. Горечь потери любимой, крушение иллюзий на удачную карьеру в польской армии — всё это сильно повлияло на формирование его характера. Он стал замкнутым, меньше говорил и больше слушал других, а о себе и своих планах на будущее никому не рассказывал. Костюшко пытался найти себя в этой суете жизни французской столицы и не находил.
