Трясясь на лошади в сторону Филадельфии, Костюшко вспоминал прошедшие годы своей жизни в Америке и, особенно, последние события, непосредственным участником которых он стал...
...После позорного поражения англичан под Саратогой боевые действия противостоящих армий, Британии и Соединённых Штатов, в 1778—1780-е годы проходили с переменным успехом. Генерал Клинтон не смог выдержать натиска североамериканской армии, и в 1778 году оставил Филадельфию, сохранив при этом боеспособную армию, и сосредоточился на защите Нью-Йорка. В конце того же 1778 года англичане нанесли серьёзные удары в южном направлении по штатам Джорджия и Южная Каролина, захватили их, а позднее к своим победам приобщили и оккупацию Северной Каролины.
Южная армия генерала Грина не осталась «в долгу». Однако «вернуть долг» Грин смог только в 1781 году. Он заманил британские войска под командой генерала Корнуоллиса в Виргинию, где оставил их без снабжения, и британскому генералу ничего не оставалось делать, как только со своей армией в 9000 солдат закрепиться на оборонительных рубежах у Йорктауна.
Операцию по разгрому остатков английской армии готовили уже две объединённые армии Америки и Франции под командованием двух маркизов: Лафайета и Рошамбо. Кроме сухопутных войск, им помогала с моря французская эскадра адмирала де Грасса в составе 28 кораблей.
Когда английская разведка доложила своему главнокомандующему о таком неравном противостоянии, генерал Корнуоллис принял разумное решение, повторив поступок генерала Джона Бургойна под Саратогой. Таким образом, в ноябре 1781 года по его приказу британский экспедиционный корпус капитулировал, сохранив жизни многим солдатам: как своим, так и противника.
После такой убедительной победы Континентальной армии англичане больше не предпринимали активных военных действий, а Вашингтон также принял выжидательную стратегию. Противники встречались иногда в каких-нибудь небольших стычках, которые сражениями трудно было даже назвать. Подобные бои местного значения чаще всего заканчивались вничью, после чего обе армии обменивались пленными и возвращались на исходные позиции.
После такого затянувшегося противостояния английское правительство поняло, что не оправдало доверие своего короля. Премьер-министр Фредерик Норт получил вотум недоверия и 20 марта 1782 года ушёл в отставку. Не прошло и месяца после его досрочного ухода из большой политики, а уже в апреле палата общин проголосовала за прекращение военных действий в далёких от Англии североамериканских колониях.
Американская дипломатическая миссия в составе Бенджамина Франклина, Джона Адамса и Джона Джея
[24] не заставила себя долго ждать и 30 ноября 1782 года предложила свой проект предварительного мирного договора
[25]...
Приближаясь с генералом Грином к Филадельфии, Костюшко понимал, что вызов главнокомандующего в столицу восставших колонистов был вызван необходимостью, которую диктовали определённые условия или события. О причинах этой поездки Костюшко догадывался и предполагал, что его жизнь в ближайшее время может круто измениться. И не только его.
Совещание у Вашингтона не заняло много времени. На нём присутствовали в основном командный состав двух армий, приближённые и доверенные лица Вашингтона, в числе которых было несколько конгрессменов. После обмена приветствиями Вашингтон пригласил всех в небольшой зал Конгресса, где были уже приготовлены для всех гостей стулья и небольшая трибуна для Вашингтона. После того как каждый занял своё место, Вашингтон вышел к трибуне и произнёс короткую речь. Суть его выступления заключалась в том, что в ближайшее время Великобритания может подписать основной мирный договор. Вашингтон дал понять, что если ото всё-таки произойдёт, то он, выполнив свои обязательства главнокомандующего, возможно, подаст в отставку.
Сам Вашингтон понимал серьёзность своего заявления. Он просил не принимать свой уход с этой должности как что-то исключительное или как какой-то политический демарш. Те же, кто хорошо знал Вашингтона, понимали, что он просто устал от войны и собирается вернуться к мирной жизни, к своей семье, к своим плантациям. В заключение речи, которая являлась репетицией к выступлению в Конгрессе, Вашингтон напомнил всем присутствующим о патриотизме. При этом главнокомандующий просил быть всегда готовыми выступить на защиту своего Отечества, если опять возникнет в этом необходимость.
Костюшко слушал Вашингтона, но постоянно ловил себя на том, что мысленно он находится не в здании Конгресса, а в своём маленьком доме. Там ещё недавно он держал в объятиях прекрасную девушку, чувствовал запах её волос, ощущал биение её сердца в унисон со своим.
Костюшко провёл ладонью по лицу и вернулся от воспоминаний к окружающей действительности. Он понимал, что Соединённые Штаты, возможно, стоят на пороге новых событий, развитие которых сейчас сложно предугадать в случае ухода в отставку главнокомандующего. Всё-таки, обладая огромным авторитетом в Конгрессе и в армии, Вашингтон мог бы занять видное политическое положение в стране. Он просто мог использовать этот политический момент и стать если не новым монархом, то правителем, диктующим всем только свою волю. Но хорошо зная этого человека, Костюшко понимал, что Вашингтон так не поступит. Он навсегда останется в памяти граждан и истории своей страны как Джордж Вашингтон, человек-легенда, главнокомандующий первой армией первого демократического государства на американском континенте. И уже только за эти качества Костюшко уважал его и был готов пойти за ним туда, куда он укажет, и выполнить любое его поручение даже ценой своей жизни.
Вашингтон уже закончил своё выступление, и кто-то задал ему вопрос о будущем преемнике главнокомандующего и чем последний собирается заниматься. Вашингтон корректно уклонился от вопроса о новом главнокомандующем, объяснив, что решение о своей отставке окончательно не принял. При этом добавил, что если и оставит армию, то не собирается возглавлять какое-нибудь движение или партию, а просто хочет вести довоенный образ жизни.
— Ну а в конце своего выступления, джентльмены, — вдруг объявил Вашингтон собравшимся, — я хотел бы пригласить всех отужинать ко мне домой сегодня вечером.
Последняя фраза главнокомандующего вызвала шумное одобрение присутствующих в зале, и все потянулись к дверям, на ходу обсуждая выступление Вашингтона.
Вечером того же дня Костюшко с генералом Грином подъехали к дому главнокомандующего, который находился на одной из центральных улиц Филадельфии. За длинным столом, на котором стояли напитки и закуски, расположились человек тридцать. Среди них половина была военными, а другая половина какие-то неизвестные ранее Костюшко люди. Грин с Костюшко уселись рядом с Джоном Лоуренсом, который, как гора, возвышался над столом. Плантации его отца Генри Лоуренса, президента Континентального конгресса, располагались в Южной Каролине, и поэтому Джон Лоуренс считал себя человеком, приближённым к Вашингтону. На эти плантации ежедневно выходили на тяжёлую работу чернокожие рабы, и данный факт всегда смущал Костюшко, когда он начинал задумываться об этом. Но выполняя свои служебные обязанности в разных точках Соединённых Штатов, воюя с англичанами, Костюшко полностью посвящал себя службе. Пока он глубоко не вникал и суть социального неравенства граждан в стране, которой служил столько лет, имеющей демократическую конституцию.
