От души насмеявшись, 43-летний генерал вновь обратился к 18-летней девушке:
— Ну а всё-таки, как проехать к городской ратуше?
— Вон за той горой, — показала она рукой куда-то в сторону, — стоит костёл бернардинцев, а за ним вы увидите двухэтажный дом, а рядом много повозок и кучи навоза. Это и есть городская ратуша. Сразу найдёте, не заблудитесь.
Генерал опять улыбнулся, вскочил на лошадь и, обернувшись, после небольшой паузы спросил:
— А как вас зовут, любезная паненка, и откуда вам известны знаки отличия военных?
— Зовут меня Тэкля. Тэкля Журовская... Я дочь хорунжего Журовского. Потому и знаки у военных разбираю, — как-то уже несмело ответила Тэкля, опасаясь, что ей влетит от отца, если он узнает от кого-нибудь об этом разговоре с генералом.
Костюшко вздрогнул: так звали его мать, которая так рано стала вдовой, приняв на себя всю тяжесть домашних дел после смерти мужа, и которую он так нежно любил. Тадеуш тряхнул головой, отгоняя щемящие душу воспоминания, и вновь обратился к девушке:
— Ну, спасибо тебе, Тэкля Журовская. Будь здорова и передай отцу, что у него замечательная дочь, — сказал на прощание Костюшко и дёрнул поводья, направляя лошадь в сторону ратуши.
— А ничего себе генерал, — вдруг раздался голос над ухом Тэкли.
Девушка обернулась на голос и увидела перед собой усатое лицо торговца. Он до сих пор сидел на бочке с рыбой и внимательно прислушивался к разговору, а теперь улыбался и хитро прищуривал свои добрые глаза. А через день в Пинске уже шли разговоры о том, что новый генерал дивизии влюбился в местную паненку, и, возможно, его холостяцкой жизни именно у них в городе (а не и столице) в ближайшее время придёт конец.
Прибыв в дивизию и ознакомившись с порядком, который установил в ней последний командующий, генерал Костюшко сразу отметил для себя уровень боеспособности солдат и офицеров. К сожалению, он ожидал гораздо большего и поэтому сразу наметил те изменения в службе и в обучении вверенного ему подразделения, которые предстояло внести в ближайшее время. Вновь прибывший командир твёрдо решил довести боеготовность дивизии до уровня лучших европейских армий, чтобы с честью представить её, обновлённую и обученную, на ближайших парадах и смотрах, которые ежегодно проводились по указанию короля и сейма.
Как давно не ощущал генерал Костюшко тех знакомых чувств силы и власти единоначалия, когда тысячи людей в общем порыве по его указанию выполняли приказы! Служба для Тадеуша опять стала, как глоток прохладной воды в жаркую по году, когда ещё минуту назад он испытывал сильную жажду, а сейчас получил живительную влагу, пробуждающую его к действию и дающую великую жизненную энергию.
В строевых занятиях, которые ввёл генерал Костюшко в систему, он старался применять свой личный боевой опыт, полученный во время службы в Континентальной армии. Он первый в польской армии ввёл во всех полках совместные тактические занятия всех родов войск, входящих в его дивизию, а также боевую практическую стрельбу, стремительные учебные походные марши и манёвры.
Кто-то из его подчинённых офицеров был недоволен нововведениями, нарушающими привычный жизненный ритм военных гарнизонов. Однако большинство понимало необходимость требований нового командира и с симпатией к нему относилось. Особую популярность Костюшко имел среди молодых офицеров благодаря своему американскому прошлому.
Возвращаясь поздно вечером в свой пустой холостяцкий дом, который снимал генерал Тадеуш Костюшко на окраине города, и поужинав скромной пищей, он ложился на жёсткую кровать и долго не спал, сверля глазами потолок спальни.
«А годы уже не идут, они убегают из моей жизни, чтобы никогда не вернуться, — с грустью думал генерал. — А я по-прежнему один, без семьи и без детей...»
Тадеуш всё чаще вспоминал ту обаятельную девушку, которую он встретил в первый день своего пребывания в Пинске.
«Тэкля Журовская, Тэкля Журовская... — с нежностью повторял про себя он это имя, и ему ужасно захотелось увидеть её снова. — Тэкля Журовская, Тэкля...» — стучали слова маленьким молоточком в его голове, когда он уже уснул.
Рано утром после совещания в штабе дивизии Костюшко попросил задержаться начальника штаба полковника Щетиньского.
— Подскажите мне, полковник, сколько вы служите в этой дивизии? — спросил его командующий.
— Да уже около десяти лет, — удивлённо ответил начальник штаба. — А что?
— Да так, просто интересно. Вы, наверно, хорошо знаете всех офицеров, которые здесь служат? — генерал продолжал спрашивать своего подчинённого, который начал догадываться, что Костюшко расспрашивает его не из праздного любопытства.
— Практически всех, кто пребывает в дивизии на службе, — отрапортовал полковник.
— А хорунжий Журовский знаком вам? — после небольшой паузы поинтересовался Костюшко.
«Так вот оно в чём дело, — сразу смекнул полковник, зачем ведёт эти расспросы командир дивизии. — Значит, не зря люди шепчутся про генерала. А я-то на жену накричал, чтобы не болтала пустое...»
— Так точно, знаком. Служит в четвёртом уланском полку уже года три, — доложил начальник штаба и тут же получил от командира приказ направить проверку в этот полк, а возглавить инспекцию генерал намеревался лично.
Через два дня генерал Костюшко прибыл в четвёртый уланский полк и даже решил устроить там небольшие учения. Оставшись наедине с командиром полка в полевой палатке, Костюшко обратился к нему с необычной просьбой пригласить на беседу хорунжего Журовского. При этом Костюшко заметил про себя, что командир полка ничуть не удивился этому распоряжению.
Когда через полчаса часовой доложил, что хорунжий Журовский прибыл, его пригласили войти, а сам командир полка, сославшись на занятость, получил разрешение от Костюшко удалиться.
— Присаживайтесь, хорунжий, — начал издалека нелёгкий для него разговор Костюшко.
— Спасибо, я постою, — почему-то резко ответил хорунжий генералу и продолжал стоять, вытянувшись перед командиром дивизии, но глаза его смотрели не на генерала, а куда-то за его спину.
Костюшко пришёл в ещё большее волнение и почувствовал, что просто не находит слов, чтобы продолжить разговор. Но говорить что-то нужно, чтобы не казаться смешным перед подчинённым.
Хорунжему Журовскому было примерно около 45 лет, и Костюшко был с ним, похоже, практически одного возраста.
«А ведь Тэкля годится мне в дочери», — вдруг с ужасом подумал Костюшко, представив себя на месте отца своей избранницы.
— Я хотел бы поблагодарить вашу дочь. Она была первой, кто повстречался мне в городе, и указала дорогу... — как-то попытался разговорить Костюшко хорунжего, но тот продолжал молчать. — И благодаря ей я не только быстро добрался к месту назначения, но и узнал все городские новости, — попробовал пошутить генерал.
Хорунжий продолжал молчать.
