— Хорунжий, я хотел бы в память об этой встрече пригласить Тэклю и вас с женой на бал, который в честь моего назначения устраивает через неделю городской судья Бутрымович в своём новом дворце. Как вы на это смотрите?! — поставил конкретный вопрос перед Журовским его командир, на который хорунжему нужно было дать такой же конкретный ответ.
— Моя жена не ходит на такие великосветские балы, — наконец Костюшко услышал от Журовского вторую фразу с момента их встречи.
— Простите, — смутился ещё больше Костюшко. — Приходите с дочерью. Вы придёте, хорунжий? — не выдержав напряжения и повысив голос, спросил Костюшко.
— Никак нет, — услышал он в ответ.
— Почему же?
— Я также не посещаю подобные мероприятия, — пояснил Журовский.
— А Тэкля?
— Она уже взрослая, пусть сама решает, — подвёл итог разговору Журовский, и Тадеуш понял, что Тэклю, вероятнее всего, он тоже не увидит.
— Тогда я вас не задерживаю. Вы свободны, — уже твёрдым голосом командира сказал генерал, и хорунжий, козырнув по уставу, вышел из палатки.
VI
тот же вечер между хорунжим Журовским и его единственной дочерью Тэклей произошёл серьёзный разговор, причиной которого был всё тот же генерал Костюшко. В последнее время Тэкля ходила по городу, как героиня французского романа. Слухи о том, что новый командир дивизии обратил свой взор на юную особу и собирается сделать предложение её отцу, стали разрастаться среди пинской шляхты, как снежный ком. Тэкля не опровергала все эти измышления, когда её подруги пытались выведать у неё подробности этой пикантной истории, и ничего не объясняла им. А наигранная таинственность сложившейся ситуации ещё больше подливала масла в огонь страстей, который перекинулся уже в дом Журовского, хотя он этого и не желал.
— Что хочешь мне говори, но не нравится мне этот генерал, — упрямо твердил хорунжий своей дочери в который раз после того, как рассказал ей о приглашении Костюшко, а Тэкля вдруг выразила своё желание туда пойти. — Бродяжничал по Америке десять лет, как казак, ничего не нажил... А до этого дочку у пана Сосновского хотел выкрасть... Ласый на чужие колбасы, — так целый вечер сердито пыхтел трубкой Журовский.
Но Тэкля стояла на своём — она непременно пойдёт на бал. А пока, поджав под себя ноги, девушка сидела на кровати за перегородкой, разделяющей мужскую и женскую половины дома, и обиженно молчала. Ей льстило, что на неё обратил внимание такой известный человек, как генерал Костюшко, и ещё больше тешило её юное самолюбие, что это событие в последнее время оживлённо обсуждала вся пинская шляхта. И если вначале она просто смеялась над этими светскими сплетнями, то сегодня, после того как её отец передал ей приглашение от самого... Теперь она всерьёз задумалась о перспективе стать в ближайшее время генеральшей и даже в мыслях представляла себя рядом с немолодым, но ещё вполне симпатичным и стройным Костюшко.
«А почему бы мне не испытать судьбу? — по-простому размышляла она о возможности вступить в неравный брак. — Я его буду любить. Ведь он будет моим мужем... У нас будут дети, и всё будет замечательно. И через десять лет я буду его любить, и через двадцать, и...
Наконец, после последних слов отца, она не выдержала его ворчания и вскочила с кровати.
— Ну что ты говоришь, чего не знаешь?! — возмутилась она. — Слушаешь лишь бы кого.
— Люди так просто о подобных вещах говорить не будут.
— Да любили они друг друга, отец! А пан Сосновский хотел её за другого отдать... Это как же надо было любить, чтобы согласиться бежать без отцовского благословения?! — мечтательно посмотрела куда-то вдаль Тэкля. — Как это романтично.
— Дурочка ты, дурочка, — ласково и с печалью в голосе сказал Журовский, смотря на свою уже повзрослевшую дочь. Ещё недавно он рассказывал ей старые добрые сказки, а сегодня она грезит о романтической любви. А он, видимо, просто ста реет.
— Ну ты подумай ещё раз: кто он? — пробовал образумить свою несмышлёную дочь Журовский. — Генерал, назначенный командиром дивизии лично королём, в Америке с самим Вашингтоном в друзьях был... А ты кто? Девчонка, дочка обедневшего шляхтича, который зарабатывает себе на жизнь службой в коронных войсках.
— Но он же обыкновенный человек, — не сдавалась Тэкля. — Одинокий и, наверно, поэтому несчастный.
— Это почему же он несчастный? — удивился такой философии хорунжий.
— Да потому, что у тебя есть я, мама, а у него нет никого. Кругом только офицеры и солдаты, — разъясняла Тэкля своему непонятливому отцу простую женскую логику.
Но и Журовский не собирался уступать: как-никак решалась судьба его единственной дочери.
— Ты не очень-то беспокойся за него. Лучше о себе подумай: знаешь, какая молва о нас по всему воеводству идёт? — сделал ещё один шаг отец, чтобы отговорить дочку от посещения бала, на котором соберётся вся именитая пинская шляхта.
— Слышала, — вдруг уже примирительно и спокойно заговорила Тэкля. — На чужой роток не набросишь платок, отец. Поэтому пойдём все вместе. Тебя с мамой ведь тоже приглашали.
— Ладно, иди одна, — сдался Журовский. — Только веди себя достойно.
Тэкля не ожидала от отца такой быстрой капитуляции. Довольная тем, что он дал согласие на посещение такого представительного бала, она подбежала к нему, поцеловала в его заросшую жёсткой щетиной щёку и выскочила из дому. Ей не терпелось поделиться последней новостью со своей лучшей подругой, проживающей по соседству.
От такой неожиданной нежности Журовский ещё больше расстроился и прослезился.
«Как быстро ты выросла, дочка, — подумал он, проводив взглядом Тэклю. — Пора тебе уже и наряды менять...»
Хорунжий вдруг понял, что, кроме дочери, у него с женой нет никого на свете. И если так случится, что генерал Костюшко всё-таки сделает ей предложение выйти за него замуж, а она согласится, то они просто останутся одни в целом мире. Ведь этот американец запросто может её и в Америку увезти.
Некоторые части дворца Бутрымовичей ещё находились в стадии строительства: ощущались запахи краски, кое-где стояли строительные леса, на которых трудились работники. Но в целом дворец уже был готов для проживания и организации различных торжеств, вроде городского бала, на который Бутрымовичи пригласили весь цвет пинской шляхты. Бал обещал быть великолепным и представительным.
Генерал Костюшко, одетый в парадный мундир, прибыл ко дворцу в открытой карете, любезно предоставленной ему Бутрымовичем. Выйдя из кареты, он пересёк полузакрытый парадный двор, обращённый в сторону реки, ещё раз отметив про себя великолепие и архитектуру здания. Войдя в пристроенный ризалит, он попал в просторный вестибюль, а через него в роскошный овальный зал с выходом на террасу.
