— Что бы ни случилось в будущем, король стал героем в глазах народа, — отметил Костюшко. — И я считаю, он это заслужил.
Разошлись офицеры поздно вечером. Каждый возвращался домой со смешанными чувствами ожидания перемен и тревоги. Ведь любые большие перемены в обществе предполагают неопределённость. А так как ты живёшь в этом обществе, то что может быть хуже неопределённости?
IX
тоял тёплый майский день 1791 года. Российская императрица долго ожидала такой чудной погоды, которая никак не хотела устанавливаться на прибалтийском побережье. Наконец она решила прогуляться по саду со своими фрейлинами, а чтобы время не проходило без пользы, Екатерина II пригласила на прогулку Безбородко
[34] с очередным докладом.
— Люблю весну, Александр Андреевич, — глубоко вдыхая свежий морской воздух, признавалась она канцлеру. — Когда наступает май и всё вокруг начинает оживать и цвести, то самой так хочется жить и жить.
— Да полноте, матушка, живите сто лет нам на радость, — немного смущаясь от таких откровенных слов, заметил Безбородко.
— Да уж, с вами проживёшь сто лет. Вон поляки опять, наверно, войну затевают, — как-то сразу сменила тон матушка-государыня. — Вот им моя смерть в радость-то была бы. Так что там у них снова началось? Опять польский сейм с королём не ладит?
— Сейчас как раз наоборот, — поправил Безбородко императрицу. 3 мая радикальная группировка сейма сумела организовать принятие новой конституции. Все европейские дворы сразу же получили об этом уведомления.
Екатерина нахмурилась. Солнечный день её уже не радовал, а Безбородко вызывал раздражение. «Что-то Станислав совсем самовольничает. Без моего согласия — и вдруг конституция! — размышляла императрица. — Однако как не вовремя...»
— Так о чём они там договорились? — в продолжение своих мыслей спросила Екатерина II.
Безбородко открыл свою толстую папку в кожаном переплёте с брильянтовой застёжкой (любил Безбородко красивые и дорогие вещи), нашёл нужную бумагу и зачитал:
— Провозглашена свобода вероисповедания. Отменено liberum veto, а вместо него вводится принятие решений большинством голосов, провозглашено верховенство воли народа и во имя государственного равновесия предусматривается разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную.
— Чувствую дух французских вольнодумцев, — перебила Безбородко императрица. — Читай, читай далее, Александр Андреевич.
— Королевство польское и Великое княжество Литовское признано одним государством, титул короля отныне передаётся по наследству, а право шляхты создавать конфедерации отменяется. Кроме этого, третье сословие наделяется избирательными правами и может приобретать в собственность землю.
— А когда ты получил эту бумагу? — спросила Екатерина, кивая на листок, который продолжал держать в руке Безбородко.
— Через два дня после того, как депутаты сейма присягнули конституции на Евангелии в костёле Святого Яна. Батурин отписал во всех подробностях.
Екатерина усмехнулась. «Ну что же, эти вольности сейма и Понятовского дадут нам ещё один повод поддержать недовольную шляхту, а таких в Речи Посполитой всегда хватает, — рассуждала Екатерина, продолжая свою неспешную прогулку в сопровождении Безбородко. — Ах, как сейчас радуется король Пруссии. Теперь у него опять появилась возможность оторвать от Польши ещё один кусок и добавить к старому прусскому пирогу. Надо будет подумать, что ему уступить, а что включить в наши границы. Австрийцы тоже не останутся в стороне...»
Благородные идеи равенства людей и религий, о которых когда-то любила поговорить с Дидро и обсудить в письмах с Вольтером молодая Екатерина, уже давно не волновали постаревшую и мудрую Екатерину Великую. Как это не парадоксально, но принятие сеймом Конституции 3 мая было выгодно России и двум её союзникам: Пруссии и Австрии. Теперь осталось только подобрать нужных недовольных и создать то, против чего ещё почти двадцать лет назад воевала Россия и добилась первого разделения Речи Посполитой. Конфедерация — вот что нужно было России и её союзникам, чтобы соблюсти международные правила приличия. А дальше необходимо только скорректировать старый сценарий.
— Ну и чем мы ответим им на этот открытый вызов? — обратилась Екатерина к Безбородко.
— Вам решать, матушка-государыня, — пожал тот плечами, хотя уже подготовил проект письма русскому дипломату в Речи Посполитой с инструкциями.
— Подготовь письмо королю и сейму с предложением отменить эту конституцию, — Екатерина решила до конца соблюсти видимость миролюбивых порывов.
— Так не отменят же, — с сомнением проговорил Безбородко.
— Тогда мы опять пошлём войска, раз не поймут по-хорошему. Тем более, турецкая кампания, надеюсь, скоро закончится, а армия должна быть всегда в действии...
Безбородко был умным и дальновидным политиком. Он предполагал, каков будет ответ из Польши на российский ультиматум и какие события последуют после этого.
— У нас есть союзники среди части польских вельмож, которые относятся с опаской к подобным революционным преобразованиям и уже высказывали недовольство ущемлением их исконных прав, — поделился своим мнением Безбородко, предугадывая решение своей государыни (за это она его и ценила). — Я думаю, что они не захотят повторения в Польше событий, подобных Французской революции.
— Вот их мы и поддержим. Надо всё поставить на старое место, — подтвердила вслух свои мысли Екатерина. — Король не пойдёт против своих магнатов. С кем же тогда он останется? С мелкой шляхтой? А пока мы будем зрителями событий в Польше. Пока.
Императрица на минуту задумалась. Направить войска на территорию Речи Посполитой она сейчас не могла: необходимо было закончить войну с турками.
— Вот что, Александр Андреевич, — уже более спокойно распорядилась императрица, — начинай с князем Потёмкиным переговоры с турками по заключению мирного соглашения, а поляками займёмся по дипломатическим каналам. А не поймут, будем действовать иначе.
Безбородко поклонился матушке-государыне. Придворный чиновник остался доволен своей предусмотрительностью: уже на следующий день дипломатическая почта под усиленной охраной отправилась в Речь Посполитую, Австрию и Пруссию.
Противники и недовольные Конституцией 3 мая были поддержаны Екатериной Великой. Потоцкий и Ржевуский прибыли в Яссы к Безбородко, который там вёл переговоры с Турцией о мире после внезапной смерти Потёмкина. Там же они вместе с российским дипломатом провели совещание и составили планы отмены конституции. Но только после заключения русско-турецкого мира Потоцкий и Ржевуский прибыли в Петербург, где к ним присоединился и гетман Браницкий. При участии генерала Попова они составили Акт конфедерации, в котором от имени польского народа просили помочь восстановить республиканские свободы в Речи Посполитой. Основания для подобного шага были приведены серьёзные: насилия и преступления со стороны сейма, преследования российских подданных и незаконное свержение республиканского правительства. Таким образом, вопреки основному закону государства, в Речи Посполитой была создана Тарговицкая конфедерация. Екатерина II не могла не прислушаться к такому «зову о помощи». Хитрая и терпеливая, она всё правильно рассчитала. Ей было выгодно, чтобы конституция расколола Речь Посполитую, что и произошло. Такой раскол давал возможность России вновь «цивилизованно» вмешаться в её внутренние дела, и помощь конфедерации была немедленно оказана.