Оба неразговорчивых соседа замолчали уже надолго. Каждый думал о своём, и Костюшко вновь и вновь задавал себе вопрос: «Что казнь даст этим людям, новой власти? Ведь лишение жизни королевской особы является лишь демонстрацией своей силы и возможностей... Смотрите, мы казним самого короля! Тирана, который единолично управлял страной и повелевал нашими жизнями, а теперь он всецело находится в нашей власти, и мы решаем его судьбу, как захотим!..»
Размышления Тадеуша прервал рёв толпы, которая заметила карету, везущую Людовика XVI из тюрьмы Тампль в его последний путь. Жертва сидела в карете в полном молчании, а рядом с ним был единственный близкий ему человек аббат Эджворт де Фримонт, сопровождавший гражданина Людовика Бурбона до самого эшафота. Людовик понимал, что этот последний его земной путь скоро закончится. Но страшней всего было для Людовика в этот миг не сам факт приближающейся смерти, а то, что его жизнь оборвётся под ножом гильотины, на эшафоте под дикие возгласы толпы людей, которые ещё недавно были его подданными.
— Смерть деспоту! Казнить его! — то тут, то там доносились яростные крики.
Когда Костюшко слышал эти возгласы, он с горечью подумал о том, как быстро меняется настроение толпы. Ещё недавно парижане приветствовали своего короля совсем другими словами, а сегодня они жаждали его крови.
Но были и другие участники этого действа. Они стояли молча, без криков и разговоров, в недоумении рассматривая окружающих людей. Когда же показалась ожидаемая процессия, они с жалостью и какой-то безнадёжностью провожали её взглядом.
В тот момент, когда повозка с Людовиком XVI проезжала мимо окон дома, где находился Костюшко, он заметил, как напрягся незнакомец, как побледнело его лицо, а побелевшие пальцы с силой сжали эфес шпаги.
«Интересно, кто этот человек?» — подумал Костюшко и перевёл взгляд на движущуюся карету. На какой-то миг Костюшко представил себе, что на месте Людовика XVI может быть король Польши Станислав Август Понятовский, и от волнения ладонью провёл по лицу, прогоняя воображаемую картину.
Карета с приговорённым повернула за угол дома, и уже с другой улицы донеслась новая волна гула толпы.
Незнакомец вдруг резко встал и направился к выходу, а Костюшко остался сидеть у окна, погруженный в свои мысли в ожидании, когда толпа зевак рассеется, и он спокойно вернётся к себе в гостиницу. О том, чтобы попасть в качестве зрителя к самому месту казни, Костюшко даже и не помышлял.
Стоящие возле гостиницы люди большей своей массой направились вслед за каретой к площади Революции
[38] в надежде увидеть что-либо из-за толпы горожан и гвардейцев, которые с раннего утра уже стояли возле места предстоящей казни. Но улицы, примыкающие к площади Революции, уже были перекрыты солдатами Национальной гвардии, а вокруг эшафота стояли пушки, направив свои жерла в сторону толпы.
Людовик XVI вышел из кареты и твёрдым шагом пошёл к эшафоту под непрекращающийся грохот барабанов. Где-то в глубине души он ещё не мог поверить в свершившийся факт: государство, монархия, веками установленный порядок — всё рухнуло разом в течение года. Ему хотелось воскликнуть: «Господи! Зачем ты допустил это? За что?..», но никто из всей толпы не почувствовал его душевных мук. Людовик молчал и гордо стоял, осматривая толпу презрительным взглядом, а толпа в ответ также хранила тягостное молчание, ожидая развязки трагедии этого человека. Только непрекращающийся грохот барабанов рвал на части всё его естество, причиняя Людовику дополнительные душевные страдания. В какой-то момент он не выдержал и крикнул срывающимся голосом:
— Замолчите!
Барабанщики восприняли этот крик как приказ и остановили свою барабанную дробь.
На эшафоте к Людовику подошли палачи и застыли в ожидании. Один из них протянул руку к одежде бывшего монарха, но Людовик оттолкнул его и сам снял свой коричневый камзол. Однако палачи в нерешительности продолжали стоять вокруг своей жертвы.
— Что вы хотите? — тихо спросил он.
— Мы должны вас связать, — ответил за всех главный палач Сансон.
Король Франции вдруг закричал:
— Связать?! Меня?!! Я никогда не соглашусь на это! — палачи продолжали стоять вокруг него, не решаясь применять силу. — Делайте, что вам положено, но не пытайтесь меня связать! — уже не говорил, а рычал Людовик. Но вдруг разом сник и обречённо махнул рукой. — Делайте, что хотите, я выпью чашу до дна, — промолвил он и тут же, возвысив голос и повернувшись к толпе, крикнул: — Французы! Я умираю невиновным в преступлениях, в которых меня обвиняют... Я прощаю своим врагам и молю Бога, чтобы Франция...
Генерал Сантер, командующий всей процедурой казни, не стал ждать продолжения последней речи Людовика XVI и что-то гневно прокричал. И тут же вновь ударили барабаны, а палачи начали вязать короля. Через минуту он уже лежал на доске, как жертва на заклании, и нож гильотины в 9 часов 10 минут утра 21 января 1793 года от Рождества Христова в полёте свободного падения с тихим свистом опустился на королевскую шею.
XV
остюшко добрался до гостиницы только к вечеру. По улицам и на площадях Парижа ликующие толпы людей отмечали смерть тирана и деспота, и почти каждый третий утверждал, что он лично присутствовал при казни Людовика Бурбона.
В гостинице Костюшко с волнением ожидал Юлиан Немцевич, встревоженный его долгим отсутствием. Ведь толпа народа, возбуждённая революционными настроениями и сценой казни самого короля, могла принять Костюшко за французского аристократа и учинить над ним самосуд.
— Ну слава богу, явился, — вместо приветствия проговорил Юлиан, выдохнул с облегчением воздух и перекрестился. — А я уже волноваться начал.
Костюшко молча прошёл в гостиную и сел за стол. Некоторое время он сидел, вспоминая картины прошедшего дня, потом повернулся к товарищу и спросил:
— Когда мы должны быть в Дрездене?
— Через неделю. А потом нас ждут в Гродно и Вильне... — доложил Немцевич.
Костюшко согласно кивнул. Времени у них совсем мало, а сделать предстоит ещё многое. В разных странах Костюшко и его соратники образовывали «Союзы», членами которых становились бывшие офицеры польской армии либо простые патриоты Речи Посполитой. У всех их была одна цель — поднять всепольское восстание и освободиться от оккупации Россией, Пруссией и Австрией. Им предстояло возродить новое государство в границах Речи Посполитой до первого её раздела в 1772 году и восстановить первую в Европе конституцию.
Национальная гвардия Франции отбивала атаки регулярной прусской армии и даже стала производить завоевания, оккупируя территории Бельгии, а также левого берега Рейна и Савойи с Ниццей. Значит, не всё потеряно и для Речи Посполитой после её второго раздела. При правильной организации восстания можно ещё не только собрать из патриотов сильную армию, но и поднять на восстание народ. Без поддержки народных масс, без «посполитого рушения» Костюшко вообще не видел смысла борьбы за независимость своей родины и не был уверен в победе восстания. Он был военным и хорошо понимал мощь армий трёх сильнейших европейских государств. Поэтому им нужна была помощь революционной Франции, однако, судя по последним событиям в Париже, в ближайшее время рассчитывать на неё не придётся.
