Посвистывал ветер, постукивая плохо пригнанной рамой, издалека долетали редкие удары колокола...
— Я выпью воды, я попью воды, я напьюсь воды, я допью воду! — упорно и зло, словно преодолевая преграду, с вызовом твердила Екатерина.
Стукнула дверь, и в кабинет, громко щёлкая по паркету каблуками, вошла Чоглокова.
Екатерина раздражённо обернулась:
— Мария Симоновна, когда вы научитесь стучаться, входя?
— Я не горничная, — поджала и без того узкие губы фрейлина. — Вы прекрасно знаете, что согласно с полномочиями, данными мне императрицей, я имею право, не испрашивая позволения, войти к вам в любую минуту.
— И вам не совестно?
— Я служу её величеству. — Чоглокова не без язвительности присела в книксене.
Екатерина с ненавистью посмотрела на молодую ещё, но уже совершенно утратившую свежесть женщину: худощавое, в ранних морщинах лицо, плоская фигура, которую не сделали более женственной ни пышные юбки, ни явные признаки очередной беременности.
— Служить — это не значит шпионить.
— Я лишь исполняю свой долг, как вы это не поймёте? — Чоглокова представлялась Екатерине неким механизмом для исполнения служебного долга. — В указе императрицы, коим определены ваши и мои обязанности, сказано: великая княгиня обязана всячески ублажать своего мужа, привлекать к себе, склоняя к продолжению рода... А минувшую ночь его императорское высочество вновь не посещали вашу спальню. Доколе это будет?
Екатерина немедленно взорвалась:
— Поручение императрицы не даёт вам права издеваться надо мной, госпожа Чоглокова! — Но гнева хватило лишь на эту фразу, из глаз Екатерины полились слёзы. — Как... как вам не совестно, вас Бог накажет!
На деревянном лице фрейлины не отразилось ничего. Она сухо ответила:
— А вы побольше плачьте, тогда и вовсе опротивеете супругу.
Екатерина, пытаясь сдержаться, глотала слёзы, но они бежали по лицу неудержимо, и Чоглокова, вдруг всхлипнув, проговорила совершенно человеческим голосом:
— Мой кобелина, думаете, лучше? Вы, Екатерина Алексеевна, за Лизкой Воронцовой приглядите-ка, уведёт она мужа, уведёт... — Умолкла и, преодолев минутную слабость, неожиданно доложила: — Его императорское высочество велели передать, что после ужина приглашают к игре в карты:
Екатерина, наконец справившись с собой, спросила:
— А где он... его высочество сейчас?
— В музыкальном салоне, — с каменным лицом ответствовала Чоглокова. И вдруг округлила глаза: — С Лизкой!..
8
Нот, как известно, герр Питер не знал, хотя слухом обладал вовсе не плохим. Вот и сейчас он абсолютно верно, не выпадая из тона, следовал за клавикордом, у которого сидела Лизка. Играли Скарлатти, модного при дворе Елизаветы.
На одном из поворотов тонкой мелодии скрипач споткнулся, Воронцова подняла руку и сказала:
— Не так, не так, герр Питер. Вот послушайте... — Она повторила всю фразу и пригласила: — А теперь, пожалуйста, со мной.
Пётр, что называется, с лета попал в лад и уверенно пошёл за клавикордом, пытаясь расцветить и углубить мелодию. Лизка, отведя глаза от нот, посмотрела на него, поощряюще улыбнулась, отчего лицо её неприятно расползлось. Весь двор Елизаветы недоумевал: и чего только он нашёл в этой круглолицей, с расплывшимися чертами, короткошеей, грузной телке? К тому же, как говорят «источники», от неё «дурно пахло».
А он между тем, смутясь, сбился с тона и невпопад спросил:
— Хорошо?
— Превосходно, ваше высочество, — слукавила Лизка.
— Для вас я Питер... просто Питер.
— Да, герр Питер... Питер... Вот только это место. — Она склонилась над клавишами.
Питер, зашедший сзади, тоже склонился, но не над клавишами, а над Лизкой. Она, уловив его дыхание, глянула снизу вверх ожидающе. Пётр переложил смычок из правой руки в левую. Лизка опустила глаза к нотам, поймала ладонь великого князя и направила её по знакомому пути — в вырез своего платья. Пётр, мурлыча, приник грудью к Лизкиным плечам и вдруг изумлённо вздёрнул брови, нащупав нечто необычное в тайниках пышной груди.
— О Лизхен, о майне либен Лизхен... — В его руке был оловянный солдатик.
Пётр обхватил мощное тело подруги, будто намереваясь поднять на руки, но, увы, ноша была не по нему, и он сполз к ней на колени, ловя её губы.
Намиловавшись, они присели к столику, сервированному для дружеской беседы, Пётр разлил вино.
— Прозит!
— Прозит!
Екатерина вошла в предшествовавшую салону комнату. В кресле, откинувшись и блаженно улыбаясь, дремал оберкамергер и наставник великого князя Чоглоков. Перед ним на столике светилась золотистым вином полупустая бутылка.
Бесшумно миновав стража, потерявшего бдительность, она открыла дверь в салон в тот миг, когда Пётр, сидя на полу с Лизкой, расставлял солдатиков, которых она подавала ему, вытаскивая из ридикюля. Они были настолько увлечены игрой — расстановка войск сопровождалась поцелуями: солдат в строй — поцелуй, ещё один в строй — снова поцелуй, — что не заметили Екатерину. Она, подойдя, произнесла холодно и ровно:
— Пардон.
— Ах!.. — Лизка вскочила, оправляя юбки. А Пётр так и остался сидеть, глядя исподлобья на жену, словно ребёнок, которого хотят оторвать от любимой игры.
— Может быть, вы встанете, если не перед женой, то хотя бы перед дамой, — она указала на Лизку.
Пётр нехотя поднялся, угрюмо буркнул:
— Вас учили стучаться, когда входите в комнату?
— Я в собственных покоях, — не отозвалась на раздражение Екатерина. — И к тому же не знала, что вы музицируете... Вам не кажется, сударыня, что вы здесь лишняя?
— Если его императорское высочество отпускает, могу уйти.
— Нет! — рявкнул Пётр.
— Тогда уйду я, — сказала Екатерина. — Когда освободитесь, будьте добры заглянуть ко мне, князь. — Екатерина величественно, так, что и ленты на волосах не колыхнулись, выплыла из салона.
Пётр, чувствуя неловкость момента, сделал шаг вслед, затем шагнул к Лизке, кинулся за скрипкой, зачем-то крутнул колок. Со звоном лопнула струна.
— Э, доннер-веттер... чёрт побирай...
Лизка обеспокоенно следила за своим талантом.
Строй солдатиков на ковре порушился, иные упали.
9
Пётр облачился в халат, осмотрел себя в зеркало, изобразил несколько гримас, улыбнулся, убрал улыбку, сделал другую, словно бы подбирая подходящую. Потянул за сонетку звонка. Вошёл Чоглоков, он был, как всегда, навеселе:
— Там... э... камердинер отсутствует, может, я... э... смогу быть полезен?
