Книга Преданный и проданный, страница 45. Автор книги Борис Павленок

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Преданный и проданный»

Cтраница 45

— Постиг одну из важнейших философских истин, а говоришь, что не учили тебя. И что же ты решаешь?

Они вошли в знакомый уже Григорию покой. Но только не было в нём пасхального многолюдья. Сели к столу, Амвросий приказал служке:

— Ещё один прибор... Ну?

— Хочу в послуг идти.

— И в пострижение? — Григорий кивнул. — Что ж, дело Богу угодное. Прошу к трапезе. — Амвросий благословил стол. — Чего бы нам принять сугреву для? Вот тминная, а вот рябина на мёду, та на сибирских орешках настояна, в зелёной бутыли — с китайским корнем, целебная от немощи. Да ты не робей, накладывай балычок, икорку, будь как у дядюшки в прежние времена. Сонюшка, ты бы молодому гостю внимание оказала.

Один из служек с готовностью сел возле Григория, и у того огнём взялись щёки, когда служка, выпростав из-под куколя и скуфейки волосы, оказался Софьей из той, пасхальной ночи. Это не укрылось от глаз Амвросия, и он приложил к Тришкиной спине пятерню.

— А то зарядил, мол, в послуг да в постриг... Жить да грешить тебе, Григорий, на воле, в миру! Было бы сусло, доживёшь и до бражки. Годков небось восемнадцать имеешь?

— Некоторые, отче, — не без ехидства сказал Григорий, — и сан имея, не лишают себя мирских радостей.

Амвросий не стал лукавить:

— Таких, как я, Гришенька, пять на сто тысяч. Удел остальных — прозябать в пустыне. Хочешь быть заживо погребённым — содействие окажу. Но тебя ведь не к смирению, к бурям житейским влечёт. Чем могу помочь? Говори!

— Самое грешное... — замялся Григорий. — Денег бы этак... рублей пятьдесят... В гвардию пойду.

— За пятьдесят седло не справишь, а надо ещё и коня под то седло, и мундир, и всякие иные причиндалы. Дам пятьсот.

— Ваше преосвященство! — взвился Григорий. — Да я... по гроб жизни молиться за вас буду... Да я... разбогатею — отдам. — Григорий попытался приложиться к руке архиепископа.

— Не гнись за денежку, Григорий. — Амвросий отдёрнул руку. — И не ври. Не отдашь...

— Я? Да я...

— Ну-ну, ты, ты... Выпьем лучше за удачу. Да, может, споёшь на расставание, уж больно сладок голос твой. Сонюшка, помоги ему, поддержи клавесином.

Расстроганный Амвросий вовсе расчувствовался и, сняв со своей шеи оправленный в золотую вязь образок Божьей Матери Смоленской, надел Григорию. (Он не расстанется с ним во всю жизнь и согреет дыханием последним в глуши бессарабской степи.)

Захмелевший и радостный, Григорий мял в своих ладонях руку Софьи.

— Уйдём скрадом...

— Не могу... На мне епитимья за грех тот пасхальный, в пояс целомудрия заключили. — Глаза её смотрели ласково и грустно.

9

Они шли к одному столику рука об руку — Екатерина с Лизкой Воронцовой, за ними Пётр и Бестужев, английский посол Уильямс и польско-саксонский министр при дворе императрицы граф Станислав Август Понятовский, изящный красавец с пластикой танцовщика и манерами европейского аристократа. Женщины подошли к столу первыми, и Лизка, нимало не смутясь, втиснула своё раскормленное тело в кресло. Екатерина, находясь визави, садиться не стала, придворный этикет не позволял никому из малого, великокняжеского, двора садиться прежде великой княгини. Лизка, обмахиваясь веером, рассеянно смотрела по сторонам и не сразу заметила откровенно насмешливый взгляд великого канцлера. Но всё-таки настал момент, когда она спохватилась, вскочить сразу не позволяла амбиция, поэтому она сделала вид, что обронила платок, и сползла с кресла под стол. Пётр дёрнулся было помочь, но Бестужев, скосив на него глаз, сжал локоть будто клещами. Остальные и не подумали выручать фаворитку великого князя в присутствии Екатерины.

Лизка разогнулась, пунцовая от напряжения и злости, Екатерина, выждав какое-то время, участливо спросила:

— Вы что-то обронили, моя милая? — И, не дожидаясь ответа, предложила: — Садитесь, господа. Во что будем играть?

Лакей поднёс на серебряном блюде две колоды свежих карт, второй подоспел с подносом, уставленным бокалами. Раздражённый Пётр первым схватил бокал и разом осушил его, словно то была полковая чарка. Бестужев принял бокал, но пить не стал. Екатерина чуть пригубила. Лизка отпила едва-едва, видно, ещё не пришла в себя после промашки. Понятовский, сделав глоток, закатил глаза, изобразив блаженство. Уильямс, подняв медленно бокал к свету, любовался игрой пузырьков. Пётр принялся сдавать.

В это время к Бестужеву подошёл некий человек в сюртуке и приник губами к уху. Бестужев поднялся:

— Господа, извините, неотложное государственное дело требует моего присутствия в другом месте... Екатерина Алексеевна, прошу одарить вниманием гостей моих — посланника английского сэра Уильямса и министра саксонского графа Понятовского, пусть он станет вашим партнёром вместо меня. Не возражаете?

Екатерина милостиво кивнула и одарила саксонского графа улыбкой.

— Надеюсь, мы поймём друг друга. — Её взгляд задержался на лице красавца дипломата, может, на секунду дольше, чем требовала сказанная фраза, опустив веки, скользнула кончиком языка по губам.

Пётр кашлянул:

— Кхм... Начнём, господа. — И нетерпеливо, нервно принялся тусовать колоду.

Бестужев, следуя за человеком в сюртуке, подошёл к одной из дверей. Провожатый кивнул: здесь. Бестужев резко, чтоб без скрипа, отворил. В полутьме гостиной Сергей Салтыков весьма усердно охаживал Поликсену. Упоенный любовной заботой, Салтыков спохватился лишь тогда, когда Бестужев, не церемонясь, дёрнул его за плечо. Сергей стал оправлять мундир и лишь потом, разыгрывая возмущение, вскрикнул:

— Как вы смеете?

Бестужев оборвал:

— Смею! Ещё два слова, граф, и я загоню вас к самоедам вместо обещанного Парижа.

— Ваше сиятельство...

— Вон! Чтоб через момент и духу твоего не было. Сутки на сборы — и к месту службы в Стокгольм!

— Но, ваше сия...

— Вон! — Салтыков, грохоча башмаками, кинулся к дверям. — Ну-с, а вы, голубушка... да откройте, откройте лицо, всё равно знаю вас. Вы Поликсена Ивановна, так?

Девица еле слышно шепнула:

— Так, — но руки не отвела.

— Слышали, что я сказал другу вашему? Но он из влиятельной семьи, а вы — думаете, Мавра Григорьевна захочет ради безродной девчонки хоть волосом поступиться? Она свела вас с графом Салтыковым? А зачем — не говорила? Так вот я скажу: чтоб досадить великой княгине. Ах, девочка, куда вы лезете? — Бестужев сочувственно почмокал губами. — А что произойдёт, если узнает жених ваш господин Мирович? Говорят, он скорый на расправу да и храбр, аки лев... Тц-тц-тц, — снова прицокнул языком старый лис. — Бедная, бедная девочка, ваше имя опорочат на всю жизнь. Но мне жаль вас, утрите слёзки, я не выдам. И мой совет: удалитесь от двора, жизнь в этом вместилище пороков не для вас.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация