Пропустив дозор, он стал на дороге, поджидая главных гостей. Их было трое. Двое рослых — мужики, третий маленький, конечно, женщина, хотя и одета по-мужичьи, в кафтан, да и сидит по-казачьи.
Григорий, козырнув, представился:
— Гефрейт-капрал конногвардейского полка Потёмкин. Прибыл для встречи и сопровождения.
— До берлоги! — Весёлый женский голос заставил Потёмкина вздрогнуть.
— Нет, ваше выс... — Но, сообразив, что полным титулом при тайной встрече лучше не именовать, кашлянул и поправился: — Нет, мадам, в потешную избу обогреться и — была не была! — отведать маленьки солтацки абенд.
— Это вы, студент? — воскликнула Екатерина.
— К вашим услугам, мадам.
Вплотную приблизился второй всадник. Потёмкин узнал в нём Разумовского.
— Здравствуйте, Потёмкин. Так вы, оказывается, знакомы?
— С детства, — засмеялась Екатерина. — С его детства.
— Что ж ты шапку не скинешь, хлопец, з якой дамой размовляешь! — укорил Разумовский.
— Чуть не вчерась снял. — Потёмкин показал кивер.
— Ну и парик! Будто казацкая шапка баранья.
— Это не парик, мадам, мамка наделила.
— Правда? Дайте потрогаю. — Потёмкин наклонился, она запустила в волосы пятерню и пребольно дёрнула. Григорий охнул, она засмеялась: — И правда, не парик. — Екатерина не торопясь высвободила пальцы из Гришкиной чуприны, скользнула ладонью по волосам, уху, щеке.
Он не упустил возможность, поймал губами перчатку её императорского высочества.
— Господа, нам не резон задерживаться, — мягко, но настойчиво проговорил третий гость.
Потёмкин вгляделся — этого он не знал.
— Никита Иванович, — обратилась Екатерина к Панину — а это был он, — оглянитесь на это поле, оно напоминает мне ночь, давнюю ночь под Валдаем. Только тогда была метель и у меня не было друзей.
Как напоминание о той ночи, послышался дальний вой пса, а может быть, запели брачную песнь волки.
— Поле как поле, — буркнул Панин. — Вам до рассвета надо поспеть к дому, не дай бог, хватятся.
— Мой нынче в Петербург двинулся, — беззаботно махнула рукой Екатерина. — Значит, ночь — попойка, день — опохмелка. Правильно я сказала по-русски? Поехали, — вдруг категорично приказала она.
К потешной избе не попали. Увидев на развилке проблеск огня, Екатерина направила коня в ту сторону.
— Ваше высоч... — захлебнулся тревогой Потёмкин. — Нам не туда.
— Хочу к костру. — Она дала шпоры коню.
Появление гостей было встречено радостными криками. Братья Орловы изрядно подогрелись и орали громче всех. Потёмкин вихрем сорвался с коня, крикнул Ивану:
— Гони за Гришкой, он в избе ждёт! — и подбежал к Екатерине, чтобы помочь сойти с коня.
— Добрый вечер, молодцы-гвардейцы! — Она вскинула РУКУ-
— Виват! — дружно гаркнули ей в ответ, и, как бывает по воле случая, налетевший ветер ярко вздул пламя костра, и оно взвилось к вершинам дерев.
Испуганный криком и взблеском огня, конь поднялся на дыбы. Григорий метнулся от стремени к поводьям, повис на них, кто-то кинулся на помощь.
— Держи поводья! — А сам, непостижимым образом извернувшись, поймал Екатерину, выбитую из седла.
Близко-близко большие и испуганные глаза, отблеск пламени в них, приоткрытые губы с белой полоской зубов, лёгкое тело на руках, захваченная локтем шея, аромат духов... У Потёмкина захватило дух. Екатерина, подавив испуг, встала на ноги.
— Спасибо, студент. Я не забуду этот случай. Ваша услуга многого стоит.
Он молча поклонился.
У костра шла весёлая толчея — выстилали хвоей и попонами место для Екатерины и гостей именитых, сервировали солдатский ужин мисками, котелками, манерками, ставили бутылки и фляжки.
— А ты ловок, сосед, — шепнул Потёмкину Разумовский.
Екатерина уже стояла возле своего — так скажем — великокняжеского места, подняв кубок, — у кого-то всё-таки нашлось сверкающее в свете костра серебро. Все стремились стать поближе к Екатерине. Послышался торопливый бег коней, в круг света ворвался Гришка Орлов и, чуть не кубарем скатившись с коня, оказался возле Екатерины.
Подождав, пока уляжется кутерьма, Екатерина сказала:
— Господа гвардия! Вы опора трона и мои молодые друзья, вы достойные сыны своей страны, а я хочу быть её верной дочерью. Я люблю императрицу Елизавету Петровну, люблю народ России, люблю всех вас. С вами, гвардейцы, мы убьём любого медведя... Разве не так?
— И павлина, — крикнул кто-то, поддержанный общим смехом.
— Тараканов прусских!
— С тобой, матка, хоть на смерть!
— Зачем смерть? Лучше жизнь! Я пью за нашу дружбу и за наше здоровье! — Она лихо осушила чарку.
Гвардейцы восторженно взревели и тоже не пронесли мимо рта.
Потёмкин вперёд не лез, он обладал чувством дистанции, меры, времени и другими качествами, столь полезными при дворе. Сейчас он держался чуть поодаль, в тени молодой ели. С другого бока её до него долетели слова:
— Мы не ошиблись, гетман, устроив эту потеху.
— Но путь к огню она выбрала сама.
— Чтобы выбрать хорошую дорогу, надо иметь хорошую голову. Эта ночь войдёт в гвардейские легенды.
— Только бы не пересказали их великому князю.
— Тут не найти его друзей.
— Значит, Никита Иванович, будем держать её руку?
— А кто ж ещё? Петруша с детства глуп и всегда пьян. Или узник Иванушка?.. Несмышлёный Павлуша?.. Как ни крути, а она, только она.
— Вы останетесь до утра? Я скоро, пожалуй, поеду.
— Да и мне недосуг... Главная охота — я бы сказал, охота на гвардию — состоялась, а медведь — Бог с ним, Алехан без нас управится. Вы думаете, она останется?
— А куда ж ей от Орловых?
— Вы хотите сказать — от Орлова?
Собеседники засмеялись.
К Екатерине подошёл капитан Пассек, заговорил с высоты своего роста, будто из-под вершин елей, с солдатской прямотой:
— Ты, матка, не тяни, а то терпение кончается. Гляди, взорвёмся да вразнос пойдём, хуже будет... Виват Екатерина!
— Виват, виват, виват!..
Екатерина распустила волосы, окуталась плащом и вмиг стала вовсе не царственной, а простой и весёлой. Раскинув руки, пошла по кругу. Кто-то крикнул плясовую, его поддержали и с присвистом, прихлопыванием, притопом укрепили танец, в круг вступил один, за ним второй...
Федька раскочегаривал костёр, белозубая физиономия его, совсем юная, даже когда он бил смертным боем, излучала радость и счастье.
