Книга Преданный и проданный, страница 88. Автор книги Борис Павленок

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Преданный и проданный»

Cтраница 88

Но на господ явно нашёл столбняк, они, поражённые услышанным, замерли, глядя друг на друга. Первым опомнился Панин:

— А?.. Да-да, пожалуйста, — и потянулся к шампанскому.

— Водки, — как маленькому, разъяснила Екатерина, лукаво склонив голову набок.


...Иван Антонович, заглотнув очередную порцию пищи, перевёл взгляд с потолка на соседей. Особенно заинтересовал его молодой стройный офицер с яркими голубыми глазами, прибывший сюда в сопровождении двух важных стариков.

Когда офицер снял треуголку, разметав по плечам каштановые волосы, Иванушка вскрикнул и, уже не отрываясь, разглядывал Екатерину бесцеремонно, сдвинув от напряжения брови. Но когда хозяйка трактира поднесла очередное блюдо — кроваво-красные ломти мяса, украшенные зеленью, царевич переметнул взгляд на еду. Лицо его озарилось счастливой улыбкой, и он жестом дикаря запустил пальцы прямо в блюдо. Сидящий рядом пристав сделал замечание:

— Иванушка, нехорошо так-то... Дай-ко я на малую тарелицу положу, да и бери спицей.

— Как смешь ты, свинья... ты... посмел замечание мне... — хрипло, будто каркая, заговорил Иван и, напихав полный рот, помогая себе пальцами, стал быстро жевать, жадно глотая пищу.

Все присутствующие, в том числе и Панин с Бестужевым, заворожённо смотрели, как он, дёргая головой и издавая нечленораздельные звуки, поправлял во рту пищу рукой, как, проглотив, снова принимался набивать рот, довольно урча и чавкая.

Вконец смущённый пристав бормотал, пытаясь образумить своего подопечного:

— Обожрёшься, худо будет. Уймись...

— Молчать, раб! — брызнув на пристава кровавым мясным соком, гаркнул Иванушка. — Вот ужо взойду на престол... В каторгу! В каторгу! Грядёт час, и... — Он подавился большим куском и долго мучительно глотал, не замечая устремлённых на него взглядов. Проглотив и умильно взглянув в сторону Екатерины, договорил: — И явится она, дева солнечная...

Екатерина, будто ничего не видя и не слыша, раскладывала куски, и лишь появляющийся в минуты волнения акцент выдавал её состояние:

— Каспода, прошу вас...

— Утихни, люди тут посторонние... — Пристав всё пытался загородить Иванушку, придержать его руки, хватавшие всё подряд.

— А кто позволил? — Иван недобро уставился на незадачливых сватов — Панина и Бестужева. — Их тоже в каторгу... на цепь... Кроме неё. — И он ткнул грязным пальцем в сторону царицы. — Она пусть будет. — Он, плотоядно облизываясь, буквально пожирал Екатерину глазами.

Панин, почувствовав тошноту, поднёс к губам тончайшего батиста платок.

— Дщерь видом приятна и гласом сладкозвучна. Я к ней. — Иванушка встал. — Голубица, — рыгнув, обратился он к Екатерине, сидевшей неестественно прямо и смотревшей на него с жалостью, — голубица, дозволь обнять, испить радость из уст твоих. Пустите!..

Пристава уже вдвоём пытались притиснуть его к скамье, но Иванушка рвался, рыча и воя по-звериному. Стражи, изловчась, вывернули манжеты его мундира и раскатали, как рукава смирительной рубашки, завели руки беснующегося царевича за спину.

Он разом сник, увял, лицо застыло в бессмысленной улыбке, и он забормотал свой любимый пятидесятый псалом:

— Помилуй мя, Боже, по великой милости Твоей... по множеству щедрот Твоих... изгладь беззакония мои... от греха очисти...

Пристава бережно выводили его из-за стола.

— Идём, Иванушка, — ласково приговаривал старший.

— Ага, ага, идём, — покорно кивал тот. — Дщерь красоты безумной, приди ко мне... посланница света.

Его увели, загородив спинами.


На столе, разорённом вознёй, всё перемешалось, как на помойке, изливались соком куски мяса. Сидел бледный, как стена, Потёмкин, смотрел угрюмо на Екатерину, склонив голову над столом, молчал Шешковский, вельможные сваты подавленно молчали.

Тишину нарушила Екатерина:

— Ну, господа, кто из вас сватом пойдёт? — Она улыбалась, не замечая, что слёзы сбегают по щекам.

— Это, матушка, — только и сумел прохрипеть Бестужев, — если хотите, коварно и жестоко... так подстроить.

Голос императрицы зазвенел:

— А меня в жёны ему прочить не жестоко? Извините, я не имела другого способа защиты. Приятного аппетита, господа. — Она встала и отошла к окну.

Сквозь пелену слёз она видела, как на воле ветер рвал листья с деревьев, две тощие собаки, стоя голова к голове у помойной кучи, грызли кость, и ветер дыбил шерсть на их загривках, мужик, не торопясь, переливал воду из бочки в чан...

— Пошёл! — раздался возглас за стеной, загрохотали, удаляясь, колёса.

В тяжёлой тишине раздались шаги, и Екатерина резко обернулась. Вошла улыбающаяся хозяйка, неся блюдо с мясом, разложенным веером.

— Приятно кушать, каспода, — с чухонским акцентом пожелала она.

4

За высоким плетнём и зарослями вишняка Поликсена увидела наконец белый бок мазанки — типичного строения Малороссии, золотом отливала на солнце соломенная крыша. Девчонка, одетая в длинную плахту и белую с расшивкой сорочку, первая вышла из кареты и сказала:

— Ось туточки, пани.

— Возьми денежку, милая, — протянула ей медяк Поликсена.

Девчонка радостно взвизгнула.

— Ой, спасыби! — Сунула монетку за щёку и запрыгала на одной ножке, припевая: — Я в карети панской йихала сьогодни... Я в карети панской йихала сьогодни...

Поликсена ступила ногой на пыльную дорогу, подобрала платье и обернулась, сказав в глубь кареты:

— Можете выйти, девочки.

— А конив напуваты дозволите? — спросил усатый возница.

— Только быстро.

— Та вон ричка туточки. — Кучер ткнул кнутовищем в сторону оврага на задворках хаты.

— Мы тоже к речке, до воды. — Из кареты высунулась темноволосая девичья головка.

— Не остудитесь только. — Поликсена подошла к плетню, встала на перелаз. — Есть кто живой?

Живой был один — Мирович. Он сидел на завалинке с равнодушно-отвлечённым видом, скорее всего, дремал, хотя рука словно бы сама собой водила прутиком по песку.

Поликсена не узнала в обросшем, неопрятном человеке своего жениха, да и он не откликнулся на голос, даже глаз не открыл. Зато отворилась дверь хаты, и оттуда выглянул сивоусый дед, древний и заросший шерстью.

— Вам кого?

— Василия Яковлевича, господина Мировича.

Дед, очевидно, был глух, потому что переспросил скрипуче:

— Вам кого?

Мирович приоткрыл веки над затуманенными глазами. По мере того как до его дремавшего сознания доходило, кто перед ним, он постепенно светлел лицом, прояснялись глаза, сам он выпрямлялся, поднимаясь, становясь выше ростом. Прикрыв рукой глаза, быстро отдёрнул ладонь — видение не пропало. Внезапно он бросился к ногам подруги, обхватив руками её колени. Поликсена вскрикнула, отшатнулась, снова вскрикнула — уже узнавая.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация