Старый служака, уловив опасный ход мыслей поручика, сделал стойку, как охотничий пёс.
— То есть как пособить? И откуда вы знаете про Безымянного, про годы мои? Вы, господин поручик, загадками не изъясняйтесь, а то я, это самое... С такими думками..., Мирович растерялся, понял, что допустил оплошность, и это ясно отразилось на его лице.
— Вы не в том смысле, господин капитан, то есть я... Я в смысле, может быть, прошение... у меня связи... люди...
— Что за связи? Какие люди? — вцепился Власьич. — Какое содействие государственному преступнику? Вы на страже, при абвахте, и будьте добры... — Власьич, оборачиваясь и бросая быстрые взгляды на Мировича, заспешил к лестнице, ведущей в каземат.
Мирович, тоже оглядываясь, кинулся в караулку. Рывком открыл дверь, плюхнулся на скамью, вытащил трубку. Руки не слушались, табак рассыпался. В караулку вбежал вестовой.
— Господин поручик! По поручению старшего пристава в город нарочный, велите открыть ворота и дайте ключ от лодки.
— А?
— Выпустить в город нарочного, капитан приказал. С пакетом.
— Вели... вели обождать, я... я сейчас... Ступай!
Едва вестовой вышел, Мирович плюхнулся у окна на колени. Вытащив из-за пазухи портрет-ладанку, поднёс её к свету и молитвенно зашептал:
— Ангел мой, Полинька, медлить нельзя, час подвига настал... — Взор его потемнел, глаза расширились. — Моли Бога об успехе дела праведного, о даровании воли заточенному. В том счастье твоё и моё... Помяни в святой молитве, любовь моя, раба Божия Василия. — Он успел вскочить, заслышав скрип двери.
Снова вестовой:
— Ваше благородие, нарочный торопит...
— Иду, иду, вот только ключ возьму, ступай. — Вытащив из кармана связку ключей и оглянувшись, куда их спрятать, затолкал в щель меж досками пола, отделив один. Сорвал с вешалки шинель, вспорол палашом подкладку, вытащил бумагу. Подойдя к свету, прочитал:
«Я волею моей монаршею повелеваю... Безымянного, кой является женихом моим, царём Иваном Шестым...» Распахнув дверь в казарму, подал команду:
— К ружью!
Первым вскочил капрал. Мирович приказал:
— Бей в барабан, подымай всех... На плац! — И выбежал за дверь.
Грохотал барабан, разбуженные солдаты становились в строй. Тёмная мглистая туча висела совсем низко над крепостью. Запалили факелы.
— Что случилось?
— Сбёг Безымянный?
— Особу высокую встречать.
— Поверка...
Мирович метался перед строем:
— Боевые заряжай! Ружьё наизготовку!
С крыльца сбежал тучный офицер — комендант Бердников, на ходу застёгивая мундир.
— Кто бил тревогу?
Мирович заступил ему дорогу и закричал:
— Мерзавец и душегуб! Ты держишь за семью замками невинное лицо — государя российского Ивана Шестого. — Не дав опомниться, ударил его палашом по голове, тот упал. — Взять под караул! Слушай команду: правое плечо вперёд, скорым шагом к тюрьме — марш! — Сам побежал первым.
У моста через ров, отделяющий гауптвахту от тюремных ворот, строй сбился, случилась заминка: часовой, услышав шум, запер ворота.
— Стой! Кто идёт!
— Свои, не видишь? — Мирович поднёс факел к лицу.
Но вырвавшийся из рук стражи комендант оттолкнул Мировича и, вбежав на мост, закричал:
— Измена! Закладывай ворота!
Мирович швырнул коменданта на землю, но из-за моста ударили выстрелы — наружная стража втянулась на тюремный двор.
— К стрельбе изготовьсь! — суетился Мирович. — Пали! — Но залп не получился, так, горох. Между тем Мирович орал: — Сдавайтесь, ежели по доброй воле, царь помилует, а кто против пойдёт — в каторгу!
В ответ скрипнули тяжёлые створки ворот, из-за них выкатилось несколько бочек, воз, груженный мешками. Обороняющиеся ответили залпом. Команда Мировича отступила, солдаты укрывались от пуль.
— Заряжай! — приказал поручик.
Но к нему подошёл капрал:
— Ваше благородие, солдаты говорят, невместно, мол, своим своих бить. Вида требуют с печатью... И комендант не знает.
— Это он мутит, кляп ему в рот! Слушайте указ императрицы: «Стало известно нам, что в Шлиссельбургской крепости содержится незаконно и изменнически брат наш, коронованный царь России. А посему указую немедленно оного узника из-под стражи освободить. А ежели кто сопротивление... предать смерти... Императрица... и прочая, и прочая... Екатерина Вторая». Ясно?
Из-за баррикады опять раздался залп, пуля прорвала бумагу, которой размахивал Мирович.
— Пушку! — приказал Мирович. Пушку выкатили.
— По изменникам царю и отечеству пали! — Грохнул выстрел, раскатились бочки. — Ядра! Ядра давай! Заряжай, пали! — Вспышка света озарила крепость. Ядро бухнуло по крякнувшим створкам ворот, полетели щепки.
Во дворе у входа в каземат поднялась паника. Суетилась кучка — до отделения солдат. Кто-то засветил в окне. Кто-то матюгнулся:
— Гаси, мать твою! Они по огню палить будут.
Ещё выстрел пушки — и будто эхо ему ответил гром, полыхнула молния, что-то загорелось.
В каморке, где находились Власьев и Чекин, пламя гоняло всполохи. Чекин с тревогой сказал:
— Против пушки не выдержать, что делать будем?
— А вы как полагаете?
— Думай не думай, а выходит афронт один — сдаваться.
— Теряете голову, поручик. Забыли инструкцию?
— Во, бегут уже по ступеням. — Власьев перекрестился, одёрнул полы мундира, скомандовал: — Палаш мне! Открывай камеру. — Пробежал пальцами по пуговицам мундира, надел фуражку.
— Ваше благородие, бесчеловечно это. — Лицо Чекина перекосил ужас.
— А ежели в петлю за неисполнение приказа? И вас и меня? Это человечно? И родню до третьего колена — в каторгу?.. Исполним приказ. — Ступив в камеру, приказал часовому: — Ступай, крикни: не стрелять, сдаёмся. Держи ножны. — У часового округлились глаза. Срывая зло, Власьев заорал: — Кому сказано? Марш!
Пристава вдвоём вошли в камеру. В сполохах огня, блеске молний, красноватом отсвете лампады можно было разглядеть аккуратно свёрнутые куртку и штаны, возле стояли башмаки, у изголовья висело полотенце. Узник лежал на спине, запрокинув голову, усы трепетали от дыхания. На изогнутой шее крупно выделялся кадык.
Власьев перекрестился и сказал:
— Именем статута и во исполнение приказа...
Чекин, вынувший шпагу, зажмурил глаза и отвернулся.
Послышался удар обо что-то мягкое, что-то хрястнуло, раздался не то стон, не то хрип. Возня, и сиплый голос, натужный, будто из-под ладони, зажавшей рот:
