Предсказанный туркменами «большой ветер» поднял в воздух целые тучи песка и песчаной пыли. Около четырёх часов ревела песчаная буря. Когда она стихла, маленький отряд оказался засыпан весь. Больше часа выкапывались из-под груд песка, а когда, наконец, выбрались, солнце в высоком небе горело по-прежнему, зной палил так же нещадно, пустыня была безмолвна, по жалкие кустики, росшие у колодцев, исчезли: над каждым из них выросли горы песка. Люди и животные, выдержавшие эту бурю, были измучены до крайности. Даже Михаил Дмитриевич и тот казался усталым и, похоже, едва держался на ногах. К счастью, благодаря принятым предосторожностям, колодцы не были засыпаны, и драгоценная влага сохранилась.
Несколько освежившись, напоив лошадей, маленький отряд опять пустился в путь. Характер пустыни изменился. То дорогу прерывали сыпучие пески, переходить через которые приходилось с величайшим трудом, ведя лошадей на поводу, то среди солончака вдруг вырастали холмы с крутыми подъёмами. Везде песок был рыхлый и глубокий, ноги и людей, и животных вязли в нём, и движение вперёд замедлялось. Но как бы то ни было, а в восьмом часу вечера перед путниками показались развалины когда-то большого туркменского города Шах-Сенем. Грустное впечатление производили эти руины! Видно было, что когда-то здесь было густое население. Арыки перерезали пустыню по всем направлениям. Как могильные памятники стояли стены зданий, сохранившие следы причудливой восточной архитектуры. За Шах-Сенемом и пустыня несколько оживлялась. Далее следовали пески, известные у туркмен под названием Янаджи. Эти пески не так безжизненны. Попадаются иногда рощи саксаула; песчаные холмы, тянущиеся цепью, также поросли этим степным растением, но воды — воды не было... Драгоценная влага протекала где-то глубоко, совсем глубоко под землёй, и хотя в песке было нарыто множество ям, но на дне их не находили даже грязи — ямы оказались сухи, и проводники говорили, что вырыты они лишь в надежде на сбор дождевой воды.
У развалин Шах-Сенем долго не задерживались. Несмотря на наступление ночи, отряд всё-таки пошёл вперёд. Заночевали среди песков в безводной местности и выступили снова, лишь только забрезжил рассвет. Впереди находились колодцы Даудор, но Скобелев был предупреждён, что и там вряд ли можно найти воду. Так и оказалось. Воду-то в этих колодцах найти было можно, но пришлось бы врыться глубоко в песок, а это совсем было не по силам маленькой разведочной партии.
Запасы воды, взятые ещё из Кизил-Чакыра, где ради этого оставили несколько вьюков с сухарями, были уже тронуты. Драгоценной влаги оставалось всего-навсего три бурдюка. Перед Даудором лошади так обессилели, что их пришлось вести в поводу. Вся теперь надежда была на колодцы Орта-Кую, куда и стремился Скобелев. В Орта-Кую воды было много, но джигиты, посовещавшись между собой, объявили, что идти туда нельзя... По их предположениям, у Орта-Кую должен был стать на отдых тот самый туркменский аул, по следам которого шла разведочная партия вплоть до Кизил-Чакыра. Скобелев пробовал было настаивать, и, повинуясь его приказанию, партия пошла на явную опасность. Однако ночь застала их на половине пути, и джигит Назар посоветовал Михаилу Дмитриевичу вместо Орта-Кую отклониться немного в сторону и идти на колодцы Нефес-Кули. Он уверял, что эти последние посещаются кочевниками только случайно, а от них до Орта-Кую всего два часа ходу на коне, и если «тюря захочет, он, джигит Назар, проводит его туда».
Доводы показались убедительными, и Скобелев на этот раз решил последовать совету проводника.
Седьмого августа в восемь часов утра по глубокому, низкому песку, то и дело перебираясь через настоящие песчаные горы, разведчики добрались до Нефес-Кули. Но что же? Все предположения Назара оказались ошибочными... У колодцев явно были видны следы пребывания целого аула. Незадолго до появления путников здесь поились многочисленные стада. Брошены были даже вёдра с верёвками, и это ясно говорило о том, что останавливавшиеся здесь намерены скоро вернуться к колодцам...
В самом деле, не успели ещё путники напиться и напоить животных, вблизи колодцев показались два туркмена-пастуха... С замечательным хладнокровием поспешил к ним навстречу Назар и занял их разговорами. Он сумел устроить так, что пастухи, поговорив с ним, не пошли к колодцам, а вернулись обратно. Возвратившись, Назар объявил, что их отряду следует уходить как можно скорее. Всего в двух верстах от колодцев стоил туркменский аул в полтораста кибиток. Оказалось, что туркмены, как он и предполагал, прошли сначала к Орта-Кую, но там на них напали туркмены-текинцы, произошло сражение, и пришельцев прогнали от колодцев. Уходя, они зарыли их и только после этого перешли к Нефес-Кули.
Благоразумие подсказывало, что должно последовать совету Назара и уходить поскорее назад. Скобелев решил, что задача его выполнена. Путь, остававшийся неисследованным, пройден и отмечен им на карте, а потому и в степи им более делать нечего.
Немного отдохнув, разведочная партия тронулась в обратный путь.
Назад пошли, дабы не привлекать к себе внимания туркмен, несколько окружным путём, но потом вышли на прежнюю дорогу к Кизил-Чакыру, с него на Змукшир, а оттуда разведочная партия пришла прямо в Хиву.
За семь дней подполковник Скобелев со спутниками, постоянно рискуя жизнью, прошёл более шестисот вёрст и с успехом выполнил принятую на себя задачу.
За эту рекогносцировку он удостоился чести получить орден Святого Георгия 4-й степени.
Генерал Кауфман, поздравляя Михаила Дмитриевича с получением награды, сказал:
— Вы исправили в моих глазах ваши прежние ошибки!
XIV
В НОВЫХ МЕСТАХ
акончен был труднейший поход, прославивший и молодые туркестанские войска, и старых кавказских воинов.
Настали дни мира, но не по душе была эта пора Михаилу Дмитриевичу. В песках дикой Туркмении закалилась его душа. Шум битв стал для него необходим, и вот прямо из Хивы Скобелев, уже полковник и флигель-адъютант, перенёсся в Испанию, где шла междоусобная война из-за королевского престола. Считавший себя его законным наследником, дон-Карлос увлёк за собой часть горского населения, и началась война кровавая, упорная. Скобелев оказался среди карлистов. Он явился сюда не сражаться, а любоваться картиной войны. Часто во время кровопролитных сражений он сидел на камне прямо под пулями и заносил в записную книжку свои заметки. Был случай, когда Скобелев смог остановить бежавших с поля боя трусов и повёл их назад в бой. В другой раз он спас пушку, лошади которой сорвались с кручи. Среди приверженцев дон Карлоса был даже распространён слух, что Скобелев прислан к ним на помощь... Кажется, по и заставило Михаила Дмитриевича покинуть Испанию.
Но вскоре по прибытию на родину для него опять нашлось дело по душе.
Подчинены были России Бухара и Хива, часть Кокандского ханства стала уже русским достоянием, но та часть кокандцев, которые сохранили свою самостоятельность, не хотела жить в мире с русскими, и в 1875 году начались частые и отчаянные нападения кокандских разбойников на принадлежавшие русским кишлаки, и, наконец, разбойники осмелели до того, что стали грабить даже русский почтовый тракт, сжигать русские заводы, а их фанатики-муллы принялись проповедовать священную войну с Россией.
