На другой день, то есть 22 апреля, с низовьев Дуная подошёл к Рени турецкий броненосец и всего с расстояние 800 саженей открыл огонь по русской батарее, также состоявшей из четырёх полевых орудий. Постреляв совершенно безуспешно по батарее, броненосец начал бомбардировать беззащитный городок, но снаряды не рвались, и после пятидесятого выстрела броненосец ушёл обратно. Единственным следствием бомбардировки было повреждение в Рени четырёх домов да легко оказался ранен ещё один из жителей.
Возбуждение, вызванное удачным боем, ещё не улеглось, как в Браилов пришло известие, что занявший его отряд посетит августейший главнокомандующий — и не позже 24 апреля.
«Великий князь едет. А как же турки-то?» — явилась у многих браиловцев одна и та же мысль.
Турки, вероятно, точно были осведомлены не только о дне, но и о часе прибытия Великого князя. В то самое время, когда великокняжеский поезд был уже на пути от Галаца к Браилову, два турецких монитора и красавец панцирный корвет «Лютфи-Джелиль» вышли из Мачинского рукава и начали посылать снаряды в подходивший к станции железнодорожный поезд. К приветственному «ура!», которым встречал главнокомандующего занимавший станцию Курский пехотный полк, примешивался гром турецких корабельных орудий. В то самое время, когда Великий князь садился в коляску, чтобы ехать со станции в Браилов, с шипением разрезая воздух, упал около самой станции на груду каменного угля турецкий снаряд — почти в аршин длиною. К счастью, снаряд не разорвался. Великий князь благополучно отбыл со станции. Пока он следовал по улицам Браилова, над ним пронеслись ещё два турецких снаряда. С батареи, куда прибыл главнокомандующий, были видны уже пять турецких судов, окутанных густыми клубами порохового дыма. Когда ветер рассеивал этот дым, в бинокль ясно виделись турецкие матросы в красных фесках, суетившиеся на юте и марсе корвета. Гром турецких выстрелом не смолкал. Один за другим падали возле русской бата реи вражеские снаряды. Счастье русских было в том, что в большинстве снаряды не разрывались. Великий князь, сопровождаемый своей свитой, прибывшей вместе с ним из Кишинёва, с начальником браиловского отряда, а также с начальником инженеров генерал-майором Деппом
[31], с величайшим хладнокровием осматривал быстро выраставшие на браиловском берегу земляные сооружения, над которыми спокойно работали сапёры и пехотинцы, и только после внимательного осмотра от был обратно в Галац и Рени, благодаря войска браиловского отряда.
Турки по отбытии великокняжеского поезда прекратили свою двухчасовую бомбардировку, и все их суда опять укрылись в Мачинском рукаве.
Сильно горевали браиловцы о том, что им пришлось молчать во время бомбардировки при Великом князе. Осадные батареи всё ещё не прибыли на почти завершённые позиции. Особенное раздражение вызывал у всех красавец «Лютфи-Джелиль», наиболее активно обстреливавший и железнодорожную станцию, и русскую батарею в присутствии русского главнокомандующего. Скоро узнали в Браилове, что «Лютфи-Джелиль» один из лучших кораблей турецкого флота. На нём, по сведениям, командовал опытный моряк Неджиб-бей, смелый до дерзости, решительный, чрезвычайно гордившийся своим судном, название которого в переводе на русский язык значило «Под милостью Бога». Впрочем, в Браилове не теряли надежды рассчитаться с «Лютфи-Джелилем», если только он покажется на Дунае, когда укрепления будут вооружены...
И скоро представился удобный случай к этому...
К 26 апреля были готовы к действиям две осадные батареи в Браилове и все остальные на нижнем Дунае. Тотчас после этого без всяких препятствий со стороны турок заложен был по руслу Дуная первый ряд мин, и 29 присланный из Барбоша лейтенант Дубасов
[32] должен был положить второй ряд мин как раз от Браиловских высот.
Лейтенант Дубасов, главный руководитель работ, ровно в полдень прибыл к Браилову с командой минёров на пароходе «Взрыв». У выхода Мачинского рукава в Дунай стояли турецкие мониторы. С них не слышно было выстрелов и даже не замечалось никакого движения. Мониторы словно поджидали кого-то, чтобы начать решительное дело.
На русской стороне напряжённо ожидали начала минных работ. Для того чтобы отвлечь внимание турецких стрелков в Гечете от минёров, с левого берега должны были высадиться охотники и выбить из деревни турок. Работа минёров не начиналась только потому, что должен был прибыть с низовья второй пароход, которому вместе с первым надлежало заградить от неприятельских выстрелов винтовые шлюпки.
В ожидании прошло уже около полутора часов, как вдруг послышались крики:
— Он, он! «Лютфи-Джелиль»!
В Мачинском рукаве показался красавец турецкий корвет. Он занял на якоре боевую позицию, но огня не открывал. С браиловского берега видно было, что к «Лютфи-Джелиль» подошёл окрашенный в белую краску, похожий на пассажирский пароход и спустил шлюпку. Последняя направилась к борту броненосца, на котором сейчас же взвился адмиральский флаг.
Орудия «Лютфи-Джелиля» молчали, но пока он стоял здесь, не приходилось думать ни о высадке в Гечете, ни о начале минных работ. Выстрелы с броненосца не подпустили бы русских к правому берегу.
Генерал Салов приказал тогда открыть по «Лютфи-Джелилю» огонь из обеих вполне уже снаряженных батарей, отмеченных № 3 и № 4. На этих батареях были уже не маленькие и лёгонькие полевые пушки, а грозные осадные орудия. От русских укреплений до «Лютфи-Джелиля» было расстояние приблизительно в три с половиной версты. Без десяти минут три часа с мортирной батареи № 4 раздался первый выстрел; вслед за тем ударила из своих орудий по корвету и батарея № 3. «Лютфи-Джелиль» даже не шелохнулся. Первые русские снаряды, подняв высокие водяные столбы, легли совсем близко от него. За первыми выстрелами последовали вторые, третьи — и всё напрасно. Броненосец оставался неподвижным. Неджиб-бей словно насмехался над русскими, отвечая на их выстрелы презрительным молчанием. Между тем русские снаряды ложились к бортам корвета всё ближе. После каждого выстрела, несколько секунд спустя, над поверхностью Дуная вздымался высокий водяной столб и тотчас же рассыпался тысячами тысяч водяных, серебрившихся на солнце брызг.
