— Так оно, миленький, всё так! — воскликнул Коралов. — Только мы — люди. Самолюбие есть у каждого из нас. Кому не лестно получить награду по заслугам... Но... смирно!
Прямо на них шли трое офицеров, оживлённо разговаривавших между собой. Вольноопределяющиеся подтянулись. Среди подходивших офицеров был один штабс-капитан Волынского полка Брянов, знавший Рождественцева ещё на школьной скамье.
— Серёжа! Куда это вы пробираетесь? — ласково спросил он, когда они поравнялись.
— К пластунам, ваше благородие! — ответил Рождественцев, держа правую руку у козырька кепки.
— Гуляете, стало быть? Ну как вы?.. Мне ваш капитан говорил, что он доволен вами.
— Рад стараться, ваше благородие! — последовал ответ.
Брянов тихо засмеялся.
— Совсем молодцом стал. Просто узнать нельзя! — сказал он. — Ящинский, Грегора-Швили! — позвал он своих спутников. — Пожалуйте-ка сюда на минуточку...
На зов подошли ушедшие было вперёд штабс-капитан и подпоручик того же Волынского полка.
— Вот, рекомендую вам сего юношу! — с улыбкой заговорил Брянов. — Единственный сын у старухи-матери, первый ученик гимназии и медальер. Вообразил себя борцом за идею славянства и, вместо университета, пошёл рядовым в роту капитана Солонина. Что скажете?
— Молодо-зелено! — сумрачно буркнул штабс-капитан Ящинский. — Мальчишество — и всё тут!
Рождественцев весь вспыхнул при этих словах, и только дисциплинированность удержала его от возражения.
— Не скажите! — отозвался подпоручик Грегора-Швили. — Тут не одно мальчишество. Это уже дух времени. Юноши проникаются идеей... Когда это было? Очень рад, молодой человек, что вижу вас... После мы покороче познакомимся...
— Идея, идея! — перебил его Ящинский. — А вот как поднимут тебя турки на штыки, так и об идее позабудешь...
— Что же! Смерть придёт — умереть сумеем! — с грустной улыбкой сказал Брянов. — Так, Серёжа?
— Так точно, ваше благородие! — ответил тот.
— Смотрите же, не осрамитесь, когда придёт время умирать... А это время близко, ох как близко!.. Будете писать матушке, поклонитесь ей от меня. Отцу Петру Гранитову также напишите поклон. Ну, идите, не стану вас задерживать... Постойте-ка, всё-таки я радуюсь, видя вас таким. Совсем молодцом вы стали: румянец во всю щёку... Матушка бы теперь и не узнала... Ну, до свидания!
Рождественцев ловко сделал пол-оборота и отошёл, держа руку у козырька.
— Славный, славный юноша! — сказал вслед ему Брянов.
— Только у этого славного юноши, — мрачно проворчал Ящинский, — мундир не по форме застегнут да волосы отросли... Лишь из-за тебя не распёк, Брянов, его, как следовало...
— Э, дружище! Послезавтра, немного попозже, чем сейчас, не до формы будет...
— Так то послезавтра. А сегодня всё в порядке должно быть... А с таких, как этот твой вольноопределяющийся, вдвойне спрос должен быть: их никто не звал, сами пришли, так на поблажки нечего рассчитывать.
Брянов только рукой махнул и ничего не ответил. Ящинский заговорил с Грегора-Швили, и скоро все трое увлеклись своей беседой.
Коралов и Рождественцев, между тем, быстро шагали к лагерю пластунов. Сергей чувствовал, что слова Ящинского сильно обидели его. То, что считал он подвигом, прямо в глаза ему назвали «мальчишеством». Это выражение задело юношу за живое. Товарищ добродушно подсмеивался над ним и его огорчением.
— Вот мы им покажем «мальчишество»! — восклицал Коралов. — Только бы в бой попасть, а беленькие крестики у нас уже будут... Кровью своей заслужим их...
Сергей упорно молчал. Так Коралов и проговорил один, пока они не дошли до пластунского лагеря. Совсем ничего похожего не было здесь на лагерь пехотинцев. Ни одной палатки не виднелось вокруг. Две-три пластунские бурки, накинутые на воткнутые в землю и связанные вверху палки, заменяли для этих молодцов палатку. Сами они как попало, в живописных позах разлеглись и расселись вокруг них прямо на голой земле. Кто чистил ружьё, кто портняжил, зашивая порванную одежду, кто просто с трубкой в зубах лежал и смотрел в высокое небо.
— Ишь ты русские черкесы какие! — проворчал Коралов. — Тоже вояки в лаптях!
И здесь его уже знали. Сергей только удивляться мог — когда успел его товарищ познакомиться с пластунами, только что пришедшими на сборный пункт.
— А что, дяденька, «комаря» не будет? — спросил Алексей, лукаво подмигивая, у одного из знакомцев.
Тот засмеялся.
— Проваливай, круподер! Ишь ты чего захотел! — добродушно заговорил пластун. — Будто у нас только и делов, что «комаря» играть!
— А мы было пришли, вот товарищу интересно взглянуть. Он — москаль, и никогда вашего «комаря» не видывал...
— Так приткнитесь, где хотите, может быть, кто из молодых ребят и надумает позабавиться... Товарищ-то у тебя из баринов...
— Как же! Господская косточка...
— Вот они дела-то... Митрий, а Митрий! — крикнул пластун. — Хочешь в «комаря»?
Окликнутый начал было отказываться, но несколько слов, сказанных шёпотом, убедили его. Нашёлся и третий охотник до своеобразно забавной пластунской игры, и «комарь» составился. Сейчас же около играющих собрался кружок. Все глаза с видимым любопытством следили за игрой, то одобряя более увёртливого, то зло насмехаясь над неловким.
Пластунский «комарь» состоит в том, что двое играющих становятся в некотором отдалении друг от друга. Один из них прикрывает ладонью правую щёку, другой — левую. Свободные руки они держат наотмашь. Третий играющий помещается между ними. Он складывает ладони раковиной и через неё подражает губами жужжанию комара. Держа руки у рта и жужжа, он приближается к одному из товарищей и, улучив мгновение, бьёт его по руке, прикрывающей щёку. Товарищ должен ответить на удар ударом по папахе, но непременно только в тот момент, когда рука «комара» отведена ото рта. Много надо ловкости, чтобы поймать нужный момент и отплатить вертлявому «комару», легко перебрасывающемуся от одного играющего товарища к другому.
Мрачное настроение Рождественцева прошло при виде этих больших детей, увлёкшихся игрой до того, что казалось, будто, кроме «комаря», ничего не существует для них на свете. Прошёл их есаул, пехотинцы заметили его и сделали фронт, пластуны же даже и не увидели своего начальника. Весёлый хохот так и нёсся над их становищем. В самый разгар игры Коралов тихо дёрнул Сергея за рукав.
— Пойдём-ка, миленький! — шепнул он. — Пусть их себе стараются!
Они тихонько вышли из круга. Пластуны так и не видели их.
— Лихой народ эти бородачи! — сказал Коралов. — Ишь как разошлись!..
— Словно дети! — улыбнулся Рождественцев, припоминая сияющие восторгом и увлечением густо поросшие бородами лица. — Вот интересно бы взглянуть на них в бою.
