Иан и Эмиля понимают это, они быстро мудреют. Интендант работает над их развитием с самого приезда в Замок. Она каждую ночь вплетает им в сны обучающие пакеты, а днём подсовывает игры и задания на логику, благодаря которым они развиваются всё быстрее. Плюс ко всему питание, богатое линолевой кислотой и предшественниками ацетилохолина, а ещё – что забавляет меня больше всего – игра на музыкальных инструментах, увеличивающая мозолистое тело в мозгу. Умело дозированный СТГ
[27] ускоряет физическое развитие, реабилитационные упражнения укрепляют мышцы и скелет. Наша цель в том, чтобы в ситуации угрозы они смогли как можно лучше защитить себя и таким образом помочь своим опекунам.
Луиза не отпускает их ни на шаг. Носит за Эмилей любимую скрипку и рассказывает удивительные истории, которые засасывает прямо из Синета. Она терпеливая и понимающая, хотя ежедневно её заваливают сотнями вопросов. Порой у неё возникает серьёзная проблема, когда дети, разбалованные Надей, заходят слишком далеко.
– Что такое инкубы, Лу?
– Человека можно вылить на пол?
Она сейчас же заходит в сеть, чтобы секретно сообщить мне по инфору, что кто-то здесь начитался не той литературы. Я пробегаю взглядом пару предложений:
«Чернота, чернота, чернота охватывает всё. Мать. Кость от кости? Доллар от доллара. Она приходила и становилась над инкубом, стояла так долгие минуты, не двигаясь. Я внутри: мрачный клубок коротких конечностей, большой головы и спирали искусственной пуповины. Выключить питание. Долбануть табуреткой. Выбросить на пол. Не хочу, не хочу, не хочу».
– Надя, что это такое, едрить твою мать!
– Дети нашли этот фрагмент, прежде чем я отменила соединение с одной из библиотек на сервере 5L. Текст находился под запросом «мать». Поиск соответствий обоснован на этом этапе эмоционального развития.
– Но не такие же результаты должны быть!
– Возможно, для сравнения они получили ценное сообщение, – интендант стоит на своём.
«Это была глупая, безнадёжно глупая идея, он и так уйдёт, останется без денег, а теперь с этим на шее. Боже, где те времена, когда действительно можно было заарканить состоятельного мужчину на ребёнка! Сейчас они там все стерильные. А сколько намучаешься, сколько унижаться будешь, пока он не подпишет договор! А потом и так свалит. И зачем оно мне? Выключить, разломать, ты и так не идеал, так что много не потеряю. Черти б тебя побрали, паразит хренов! Конечно, она знала, что ничего подобного не сделает – но представляла. Как я расплываюсь тёмными потоками на ковёр. Чернота, чернота заливает всё».
– Ты переборщила со свободой! Вообще головой трахнулась?!
– Уверяю тебя, на развлекательных платформах они находят вещи, которые вносят куда более серьёзные изменения в картину мозга. Дети должны иметь доступ к разнообразной информации. Жёсткие эмоциональные фильтры формируют психически отсталые личности.
– Но не так же! Они ещё подумают, что Пат хотела навредить им. Мы не должны создать кашу в их головах из-за обычной невнимательности.
Я помню, как мы последний раз говорили о детях. Пат в полотняной рубашке и штанах до колен, с зелёным платком на шее и пламенными волосами, в которые вплела несколько лент алюминиевой фольги. Прощальный вечер. Мы стоим на крыше клуба Red Tuxedo, ожидая лифт, который отвезёт нас на двадцать этажей вниз. Я объясняю ей ещё раз, что рожать ребёнка в наше время легкомысленно и эгоистично, в воздухе завис призрак войны, мы должны отложить это решение. Двери кирпичной надстройки открываются со старомодным «дзынь».
Мы опускаемся на нижний этаж клуба, и перед глазами предстаёт подсвеченная витрина, а в ней – окровавленный белый смокинг, в котором погиб Фёдор Мариц, первый президент-аватар (ветвь ИИ по имени Каллиопа), победитель выборов после трагедии года Зеро. Его застрелил на новогоднем балу молодой ремарец из служащих отеля «Рагнис». Ржавые пятна на смокинге убеждают, что хоть мозг главы государства и был мёртвым, служа лишь маской для мощной программы, в его жилах текла настоящая человеческая кровь. Владелец сети клубов восхищён сочетанием красного и белого, он купил и законсервировал костюм, сделав из него узнаваемый символ заведения. Со временем Red Tuxedo стал любимым местом встречи колыбельщиков и других членов семейных корпораций.
В боковом зале нас ожидает столик: квадратный, на латунных ножках, выложенный керамической мозаикой. Мы продираемся к нему через стайки светящихся радужных шариков, наполненных газом такой густоты, чтобы они свободно дрейфовали в воздухе. Когда мы разгоняем их руками, они вдруг начинают танцевать в завихрениях, скользить вверх и вниз. Некоторые из них оснащены простыми гомеостатическими механизмами, порхают сами, ещё до того, как мы приблизимся к ним. Правый зал (бармен называет его «неф») осветлён голубоватым светом, который сочится из потолка и стен. Мы пробираемся через него, как мистические астронавты, будто бродим среди звёзд. Пат улыбается в полумраке, сверкая белыми зубами.
Музыка в Red Tuxedo полностью индивидуализирована, подаётся через ди-джейские смарт-программы. «Соники» подбирают произведения по сигналам от тел посетителей, запоминают песни, которые гости выбирают в музыкальных блоках, ассоциируют с другими из бездонных баз данных, а порой компонуют что-то на месте. Можно слушать общий набор с друзьями, а можно танцевать в собственном ритме. Всё идёт через аиды, синет-слоты и колыбели непосредственно в мозг. На главном танцполе уже толпа, а вид людей, которые сходят с ума в диком экстазе рядом с лениво обнявшимися парами, неповторимо забавный. Я переключаюсь между каналами и слушаю разные биты, подбирая звуки к движениям танцующих.
«Who killed Mr Moonlight?»
[28], любимая песня моей мамы, звучит в тот момент, когда официант пододвигает нам стулья и подаёт меню. Мы выбираем готтанскую пасту и вино, но здесь не еда главное. Значение имеет погружение в шум и толпу. И хотя мы не пользуемся этим преимуществом по полной, слишком устали от поездки и работы, вокруг нас другие люди, на расстоянии вытянутой руки. Мы все здесь, и все почти-вместе. Мы можем вернуться к прерванным разговорам и вести их вслух или на прямых каналах. Пат и я еще не знаем, что принадлежим к царству мёртвых. Она умрёт через несколько часов, на обратном пути домой, а я минутой позже прыгну с крыши небоскрёба HMS. В моей голове наверняка уже сидит это гелевое дерьмо, и я ничем не отличаюсь от грёбаного Фёдора Марица; разве что костюмом, который не войдёт в историю искусств.
Я понятия не имею, тот парень, который сидит напротив Пат и восхищается её улыбкой, – это ещё я, или уже синтетический конструкт, сложенный мединженерами. Кто предлагает ей потанцевать и подсказывает, чтобы сняла кожаные сандалии? Кто заказывает старый хит Элизабет Фрейзер, миксованный с искажёнными дорожками электро, и кто замирает от удивления, когда она мелкими шажочками проходит по паркету в сторону древнего аппарата светомузыки? Световые шарики создают невероятные созвездия, когда она танцует дикий техно-твист. Двигается в радужном ореоле, а другие посетители освобождают ей место, онемев от восторга. Я вижу по сети клуба, что все по очереди переключаются на её канал и пробуют коряво повторять движения Пат. Официант приносит нам красное вино. Я смотрю через бокал на размазанные световые пятна и заказываю у «Соник» тишину.
