– Еще пригодится. Он знает то, чего не знаем мы.
– Баба Шура, ты это о чем? – удивился Борис Борисыч.
– Да вы, видно, только про жертвы да пытки услышали, а про самое главное забыли. Повтори-ка, дружочек, что ты там про грибы говорил? – попросила старуха.
– До Катастрофы в лесах Подмосковья расплодился грибок, он назывался Ритисма Ацеринум.
[4] Учитель рассказывал, что раньше эта гадость выглядела как черные пятна на листьях, будто прожженные сигаретой. Зараза поражала клены, но для человека была безвредной. Потом под воздействием радиации гриб мутировал и стал очень опасным для людей. У его спор – огромная проникающая способность, малейшая трещинка в резине химзащиты – и все, конец. Моментальная передозировка, как от сильнейшего наркотика, галлюцинации и смерть. Бункер Метровагонмаш в Мытищах был ближе всего к лесу, не спасли ни фильтры, ни стены. Мы успели вывести оттуда почти все население, и сейчас убежище непригодно для жизни. Малое количество этих спор мы с учителем использовали как сильный транквилизатор, оно же пошло в те самые «капли берсерка», вопрос в концентрации. Передозировка… Я рассказывал, что произошло с Женей. Больше повторять не могу, мне слишком стыдно за это. В вашем лесу мы с Борисом и Михаилом Ефремовичем столкнулись с этими грибами. Их там огромное количество. Если мои догадки верны, вашему убежищу грозит страшная беда. Пока что я не возьмусь утверждать, не имею данных. Но готов оказать содействие и любую посильную помощь.
Дмитрий устало откинулся на спинку стула. Длинный рассказ его окончательно вымотал, лоб покрылся испариной, в глазах потемнело.
– Эй-эй, ты чего? – Бугай успел подхватить юношу, когда тот начал заваливаться набок.
– Плохо… Совсем… – заплетающимся языком выговорил парень.
– Ладно, мы тут посовещаемся немного, а ты ложись, – распорядился командир. – Леночка, Аля, проводите гостя и возвращайтесь.
Женщины помогли Диме подняться и увели, поддерживая с двух сторон под руки. Они уложили его на грязный матрас, Лена укрыла его одеялом, парня трясло в ознобе.
– Останьтесь, пожалуйста… – жалобно попросил гость.
– Лен, иди, я посижу, – Аля тяжело опустилась на пол, поджала под себя ноги.
– Алевтина, вы очень добрая, – Дима попытался приподняться на локте, когда Елена скрылась за дверью. – Ой… Как больно.
– Можно? – девушка протянула руку.
Она осторожно сняла с него рубашку, он не сопротивлялся. В свете лучинки Аля с ужасом рассматривала страшные отметины, полузажившие ожоги и свежие шрамы. Она вдруг обняла его, прижала к себе. Дима, ошарашенный этим внезапным порывом, коснулся ее плеч, испытывая бурю эмоций.
– Мне так тебя жалко… – прошептала Алевтина.
Юноша отстранил ее, посмотрел в глаза. Какая же она красивая! Чуть расплывшееся из-за беременности лицо не потеряло привлекательности, карие глаза, волнистые волосы – даже грязные, они выглядели неплохо. Она кого-то неуловимо напоминала, очень близкого и знакомого, но кого?
– Не жалей меня. Я погубил слишком много невинных жизней и не заслужил доброго отношения к себе.
– Я сама решу, кого мне жалеть, – с улыбкой ответила она. – Прошлое – в прошлом. Сейчас тебе нужны тепло и забота.
Девушка снова обняла его, он прижался щекой к ее плечу. Внутри горячей волной разливались странные, смешанные чувства. Благодарность, нежность к этой девушке, которая первой встала на защиту преступника, жгучий стыд и желание исправиться. Судьба дала ему шанс. Сейчас нужно встать на ноги и попытаться помочь этим людям в меру своих сил.
– Бедненький. Тяжко тебе пришлось, – Алевтина гладила его по волосам.
И его прорвало. Невысказанные мысли, страдания последних дней хлынули потоком вместе со слезами, юноше казалось, если он сейчас не выплеснет все, что наболело внутри, он сойдет с ума.
– Он… мучил… Мучил меня… – Дима заикался, пытаясь уместить в одну фразу то, что было у него на душе. – Нагревал металлическую линейку над керосинкой и прикладывал… Ко мне… Мне так больно было, так страшно… Он требовал раскаяться, а я не могу! Не могу, нельзя возвращаться обратно, там зло, там все неправильно! Он унижал меня, плевал в лицо, не отпускал по нужде, заставлял ложиться там же, где… Он смеялся… Смеялся над моим бессилием, я умолял его прекратить, его это забавляло.
Девушка прижимала его к себе, баюкала, а он трясся всем телом и плакал, плакал, плакал.
– Тише, тише. Все закончилось. Тебя никто не обидит, все заживет, все пройдет, – шептала она ему на ухо.
Наконец рыдания иссякли, Дима обессиленно уронил голову ей на плечо и затих.
– Меня никто никогда не жалел и не любил. Это так странно… – сказал он.
– Каждый человек нуждается в любви и сострадании. Кем бы он ни был. Для преступников всегда существовала исповедь, там никто не осудит, а Бог простит. Я никогда не стану напоминать тебе о прошлом, впереди много всего хорошего, все пройдет, – повторила Аля.
– Ты – святая…
– Нет, я – грешница. Мне бы тоже руки не подали. В приличном обществе.
– А здесь?
– А здесь вертеп и бедлам. Ты сам все видел. Тяжело тебе? После того, как ты жил раньше?
– У тебя правильная речь. Ты ведь родилась не здесь, верно? – внезапно понял Дмитрий.
– Верно. Я не хочу вспоминать свое прошлое, – вдруг погрустнела Алевтина. – Когда-нибудь я расскажу тебе, но не сегодня. Послушай…
Она вдруг осеклась и замялась, не зная, как сказать. Помолчала, собираясь с мыслями.
– Мне всегда нужен был единомышленник, – наконец, заговорила она. – Это убежище скоро совсем развалится, все на ладан дышит, не знаю, как оно еще не рухнуло к чертовой матери. Ты можешь нам помочь. С этими грибами, Ритисмой Ацеринум, очень неплохая мысль. Убеди Бугая, что нам нужно уходить отсюда.
– Если это так, я скажу ему об этом.
– Да даже если не так! – слишком горячо и поспешно воскликнула девушка. – Давай сбежим вместе, в конце концов, в большое метро, в другую жизнь.
– Подожди! Я едва стою на ногах, ты беременна, какой побег? Зачем? Что у вас здесь творится? Я совсем не соображаю после всего, что произошло, – Диме вдруг стало не по себе от напора Али.
– Мне скоро рожать, ты поправишься, встанешь на ноги.
