– Это я отправил их сюда. Я и Доктор Менгеле. Завершающий этап эксперимента. Пятеро из них были раздеты, остальные – в теплой одежде. Если бы они поделились с товарищами, смогли бы пережить ночь. Тогда, возможно, остались бы живы. Хотя смерть от холода куда лучше того, что хотел сделать с выжившими мой учитель. Впрочем, это уже не важно. Мы так старательно культивировали в них ненависть и недоверие к ближнему своему, что это было ожидаемо. Выжили двое сильнейших. И Алексеева застрелила их, я знал, что она это сделает. Ангел смерти нашего спятившего мира.
– Ты это все серьезно? – товарищ с ужасом переводил взгляд то на спутника, то на трупы за решеткой.
– Да какие уж тут шутки. Знаешь, если ты сейчас выстрелишь в меня, я даже благодарен буду. Каяться больно. А осознавать – совсем невыносимо.
– Ты спас мне жизнь, когда отвлек змея. Пойдем отсюда, – голос Дениса прозвучал спокойно, но в нем чувствовались презрение и скрытая угроза. Молодой ученый был уверен – если бы он не был так нужен разведчику Нагорного, тот убил бы его без колебаний. Палачу не подают руки.
– Я спасал свою задницу, – прошептал Дима. Напарник его не услышал, он торопился прочь от этой страшной картины.
Юноша в последний раз обернулся, на мгновение прикрыл глаза, прощаясь и прося прощения. Теперь эти тоже будут являться к нему по ночам, сводить с ума.
«Алексеева писала, что мертвые разведчики не станут приходить к ней в кошмарах. Ей повезло. Перед моими глазами неотрывно, постоянно – они, мои жертвы. Как не свихнуться, умоляя каждого из них простить? Как существовать с непосильной ношей бесконечной вины? Лучше умереть. И в то же время – как же хочется жить!» – думал молодой ученый, шагая вслед за товарищем. Плечи Дениса подрагивали – то ли от пережитого ужаса, то ли от негодования.
Возле спуска в бункер Дмитрий споткнулся и едва не полетел на землю. Разгреб носком сапога снег. Так и есть, снова мертвецы. Они не пугали, только наполняли сердце тоской и осознанием безнадежности бытия.
Гермодверь висела на одной петле, вторая была выворочена вместе с кусками бетона, все – черное от сажи. Один из трупов – с обгоревшим лицом, видимо, несчастный дежурил с внешней стороны двери и не успел спастись, когда убежище рухнуло. Второй, рядом с ним – старый знакомый ученого, Влад по кличке Дракула. Застрелился, увидев, что стало с его домом.
Дима испытал странное чувство. Что-то похожее на злое удовлетворение. Он стоял над поверженным телом врага, человека, который неделю истязал его, мучил с изощренной, садистской фантазией.
«Наверное, те же чувства испытывали жители серого зала, когда меня унижали у них на глазах, когда вынесли приговор, а я плакал и молил о пощаде. Человек – страшное существо. Страшное в собственном эгоизме и злобе. Как мне просить прощения у мироздания? Не знаю. Да и нельзя такое прощать. Впрочем… Мне все равно, и лгать самому себе уже не выйдет. Я действительно почти рад, что Дракула умер так, увидев конец дела всей его жизни, испытывая перед смертью ужас. Такой же, какой пришлось испытывать мне, когда открывались двери карцера. Он был моим палачом, и, как и мои жертвы, я не подал бы ему руки. Ох уж эта двойственность сознания. Не смириться, не забыть. Покойтесь с миром, мертвецы, а я продолжаю жить…»
– Пора идти. Здесь ничего не осталось.
Юноша поспешил в сторону общежития военных, едва переставляя ноги в глубоком снегу. Он чувствовал на затылке недобрый взгляд Дениса.
«Ну вот, теперь и он относится ко мне так, как я заслуживаю. Впрочем, это все уже совсем-совсем не важно…»
До территории завода Метровагонмаш добрались без приключений. Где-то вдалеке завывали собаки, но разведчики их не повстречали.
Дмитрий с грустью обернулся на красную громаду торгового центра, где проходила ярмарка. Он не хотел признаваться даже самому себе, но как же он тосковал по тому времени, когда все было хорошо! Воистину, военные были тем закрытым анклавом, который действительно жил, а не выживал.
– Даже рабы в нашем бункере были счастливее вас… Им была гарантирована миска похлебки, во всяком случае, если они будут покорными и верными. Им приходилось выживать, да, но выживать в условиях, близких к идеальным, им оказывали медицинскую помощь, их кормили. А вам… Нам. Теперь – нам. Придется столкнуться лицом к лицу с самым страшным – с неизвестностью. И никто не даст гарантии, что завтрашний день не станет последним, – тихо произнес молодой ученый, будто самому себе, когда они с Денисом остановились возле покосившихся ангаров Метровагонмаша.
– Еще раз так скажешь, я тебя ударю, – зло выговорил его напарник.
Дима встретился с ним взглядом.
– Мы еще поспорим об этом, когда окажемся в безопасности. А сейчас – вперед.
Территория завода была занесена снегом, здесь не появлялись даже мутанты, по крайней мере, с прошлой ночи. В подвал, где был выход из убежища к станции Мытищи, спустились легко, подсвечивая себе путь единственным на двоих фонариком.
Аккумулятор для фонаря полдня заряжали при помощи ручной динамо-машины, но все равно он светил тускло, едва-едва выхватывая из чернильного сумрака окружающие предметы.
Дверь в бункер была закрыта, но не заперта на вентиль.
– Подожди здесь, я спущусь первым, потом позову тебя. Если мои расчеты не оправдались, лучше пусть грибы убьют меня, чем нас обоих, – Дима кивнул товарищу и решительно потянул на себя дверь.
Хорошо смазанные еще с тех времен, когда бункер был жилым, петли легко поддались. Вниз спускалась короткая лестница, за которой была комната дезактивации и уже дальше – длинный коридор, ведущий в общий зал.
Юноше было страшно до одури, колени дрожали, а рубашка на спине была насквозь пропитана липким холодным потом.
В прошлый раз он входил сюда хозяином мира, готовый вершить судьбы и раздавать приговоры… Тогда коридор освещался лампами, часовой у входа встречал его, как спасителя. Чтобы остаться здесь на смерть. Дмитрий помнил его глаза, отчаянные, полные сумасшедшего ужаса. И ему не позволили уйти вместе со всеми, оставили в подземном склепе на верную гибель.
Разведчик забыл, как дышать. Ему казалось, часовой по-прежнему стоит у двери и смотрит на него из темноты.
Наконец Дима сбросил леденящее оцепенение и нашел в себе силы ступить на лестницу. Шаг. Еще шаг. Еще. Фонарь в дрожащих руках разрывает темноту в клочья.
Было тихо, где-то о бетон разбивались гулкие капли, хриплое дыхание юноши вырывалось из-под противогаза. Что-то казалось ему странным, неправильным в черном безмолвии, но что?
Он снова замер, прижимаясь спиной к стене. Прислушался, пытаясь разобрать хоть что-то сквозь гул крови, стучащей в висках. Тише. Еще тише.
– Ну, что там? – вполголоса окликнул его Денис, появляясь из-за приоткрытой двери.
Что-то не так! Дима в панике мазнул фонариком по фигуре товарища и вдруг выключил свет.
– Беги, – прошептал он. Сердце подскочило к горлу и забилось тугим комком. – Мы не одни.
