Молодой ученый поднял голову, его запавшие глаза были сухими, страдающими на бледном, исхудалом лице.
– Жертва пропаганды, – тихо сказал он. – Я говорил такие же слова перед тем, как на живом человеке опробовать препарат, от которого несчастный будет испытывать долгую и очень болезненную агонию. Ты говоришь, ради выживания стоит разменять сотню человеческих жизней? А ты готов отправиться добровольцем в лабораторию? Зная, что едва ли выйдешь оттуда живым: один эксперимент увенчается успехом, а десять других заставят тебя кричать, срывая голос, умолять добить. Ты. На это. Готов?
Последнюю фразу Дмитрий выговорил зло, раздельно, роняя каждое слово, как камень. Леша замялся, задумался.
– Твой ответ – нет, – жестко бросил Дима. – Я побывал с обеих сторон баррикад, умолял о расстреле, зная, что меня ждет. Не говори мне о жертвах.
– Прости. Я не хотел, правда. Не обижайся на меня, я влез не в свое дело, – Алексей виновато шмыгнул носом. – Пойдем, посмотришь наших зверей. Тебе понравится.
Пока надевали химзащиту, Леша продолжал болтать. Дмитрий молчал, пытаясь прийти в себя после неприятного диалога. Слишком много всего. Слишком. Жестокая судьба. Еще и рука по-прежнему не слушалась, неприятно-холодная, с потемневшими пальцами и белесыми полукружьями ногтей.
– Слушай, у нас весь бункер гудит о возвращении Птички – все слухи, слухи. Где ты ее нашел? После того, как она пропала, многие поговаривали о том, что Геннадий Львович запер в Мытищах непослушную дочь, и вряд ли она вернется. Когда случился взрыв, наши ходили на разведку, и Геннадий сказал, что Аля была в убежище в тот день и погибла вместе со всеми. А нет, она тут – призрак прошлого. Птичка ведь гениальная дрессировщица, она в одиночку к самым страшным тварям совалась, по поверхности расхаживала, как у себя дома, ничего не боялась, в лес лазила, пока там грибы не появились, и все мутанты ей – как комнатные болонки. Леушевский так жалел, что Алю забирают в Мытищи, наш питомник многое потерял с ее уходом, – рассказывал Алексей.
– Говоришь, с мутантами на короткой ноге? – переспросил Дима, выйдя из своего мрачного оцепенения.
Его мучило нехорошее предчувствие, ожидание худшего. Доктор Менгеле всегда все видит и знает. Быть беде.
– Мы можем сейчас пойти к Але? Где она? – тревожно спросил Дмитрий.
– Извини. Сейчас мы идем на улицу. Геннадий Львович велел не заходить к нему до вечера, им с дочерью нужно поговорить. Я не могу тебя туда отвести, – Леша развел руками, было видно, что ему неприятно отказывать, но приказ есть приказ.
– А если я окажу сопротивление, к примеру? Пну тебя под коленку и побегу? – молодой ученый сощурился, посмотрел устало и раздраженно.
Его мягко и ненавязчиво толкали в пропасть. Что добродушный, похожий на сытого моржа Леушевский, что улыбчивый, по-свойски простой Леша, что сама Алевтина – все они имели свой умысел, и каждая попытка Димы сделать шаг в сторону мгновенно пресекалась, по-прежнему спокойно и с улыбкой. Это злило, выбивало из колеи; можно противостоять агрессии, когда на тебя лезет дурак с дубиной или наставляют в грудь ствол автомата, бежать, драться, кусаться до последнего. Но размахивать кулаками перед «друзьями», которые исподволь, без видимого нажима, но весьма настойчиво заставляют делать по-своему, – практически невозможно. Дмитрий ощущал себя послушным теленком, которого ведут на бойню, ласково приговаривая и приманивая морковкой. И от этого на душе становилось совсем паршиво.
Леша посмотрел на своего спутника и покрутил пальцем у виска.
– Ну, побежишь, и куда? Далеко ли? Только отношения испортишь, оно тебе надо? Не обижайся, у меня приказ. К Геннадию Львовичу ты до вечера не попадешь, а Алевтина у него. Так что пойдем смотреть зверюшек, расслабься и наслаждайся жизнью, – беззаботно предложил он, но в голосе прозвучало тщательно скрываемое недовольство.
Дима закусил губу, натянул противогаз. Ладно. Пусть так. Бессилие угнетало, сводило с ума. И к нему примешивался едкий, разрывающий изнутри страх за Алю. Все ли с ней хорошо? Не причинит ли ей вреда отец, он может… Нужно было оставаться в кабинете до последнего, никуда не уходить от девушки. Но – поздно, слишком поздно, следовало думать раньше. Юноша выдохнул и с усилием заставил себя успокоиться. Сделанного не вернуть, вариантов нет, пусть все идет, как идет, оставалось только надеяться на лучшее.
Наверху было снежно, после полумрака подземелий глаза с трудом привыкали к свету. Леша что-то коротко сказал часовому, и они с гостем поспешили по снегу в сторону здания казармы.
– Вот тут у нас сама ферма, – голос сопровождающего из-под противогаза прозвучал низко и невнятно.
Небольшие помещения были забраны решетками, и в каждом импровизированном загоне лежали вповалку трое-четверо странных животных, внешне напоминающих помесь дикого кабана и коровы – обрюзгшие тела, покрытые жесткой щетиной, чуть сплюснутое широкое рыло. Из пасти выглядывали клыки, они могли бы быть с локоть длиной, но были отпилены, как и недоразвившиеся рожки на голове.
Завидев приближающихся людей, мутанты начали издавать звуки, напоминающие свист. Леша протянул руку и погладил одного из них через решетку, зверь довольно заурчал и подставил небольшие щетинистые уши, ожидая ласки.
– Они безобидные, травоядные, к людям относятся очень добродушно. До Катастрофы тут было несколько больших хозяйств, держали коров и свиней, и вот что из этого потом получилось. Вновь одомашнить этих милашек не составило никакого труда, людей они не боялись. Интересно другое – хищная гадость на поверхности мутировала долго, где-то лет через пять начали нас тревожить, а эти сразу выглядели как непонятно кто, потом мы их разводили, и с каждым поколением они становились все более странными. Мы их называем хрюшками. Они беспроблемные, наши спасители. А вот с хищниками получилось сложнее, пойдем, покажу.
Дима еще раз внимательно взглянул на животных. Неплохо, весьма неплохо. Около года назад полковник Рябушев обсуждал с Доктором Менгеле возможность организовать ферму и в Мытищах, казавшиеся бесконечными запасы тушенки, тем не менее, подходили к концу, и вопрос пропитания нужно было решать. Тогда же встал вопрос о том, возможно ли сажать овощи вне грунта бункера, и будет ли такая пища съедобной. Несмотря на все ухищрения Геннадия с витаминами и ультрафиолетом, растения с каждым годом становились все более чахлыми и мелкими, не хватало ресурса. Но – не пришлось…
Леша будто прочитал мысли своего спутника.
– Смотри, вон там, вдалеке, ангар, там у нас выращивают грибы, им много не надо, даже в холоде растут, как миленькие. А за ним – поле, летом там растет некое подобие картошки. Тоже нашли на поверхности и одомашнили, вроде жрать такое не стоило бы – а нет, повезло, можно. Почему – не знаю, не ученый, но едим и живем нормально.
– Тут, в Подмосковье, радиация не так страшна, это не Москва. Да, есть-то вы можете что угодно, главное – уметь потом лечить опухоли и прочие болезни. А это мы умеем… – невесело откликнулся Дима.
