Глава 11
Приказ
Дима проснулся рано и лежал, глядя в потолок. После сна вчерашнее потрясение несколько померкло, и пришли мысли. Они роились в сознании – настойчивые, больно жалящие. Ну, вот и все – начался новый цикл. Отказать Доктору Менгеле теперь нельзя, снова пойти на принцип и попытаться отстоять свои убеждения – невозможно, учитель все-таки был прав, когда говорил, что чувства делают человека слабым и зависимым. Так и есть.
Алевтина, его самая дорогая на свете, его Птичка, свернулась в клубочек, лицо было укрыто каштановой вуалью волос, тонкая рука с удивительно изящными пальчиками лежала поверх шерстяного пледа.
Диме думалось, что после Катастрофы в мире осталось мало красивых женщин, их красоту убивала тяжелая работа, отсутствие витаминов и солнечного света, короткие стрижки в целях гигиены, опущенные вниз краешки губ, ранние морщинки в уголках глаз. Аля была не такой, все невзгоды и лишения не отобрали у нее удивительного природного очарования. Может, влюбленному юноше лишь казалось? Кто знает.
Девушка действительно была птичкой – запертая в клетку, но не потерявшая крылья. Она готова была лететь – только дай волю. Молодой ученый с горечью осознавал, что он – не такой. В нем не было желания идти вперед, лишь усталое безразличие. Даже получи он свободу – что с ней делать? Куда стремиться? Будущее туманно, прошлое – отвратительно, настоящее тревожно и безрадостно.
Дмитрию казалось, он никогда не имел своего «я». Всегда жил по указке, всегда знал, что ему отдадут приказ, который надо будет выполнить, не думая. Его блестящий ум никогда не занимала рефлексия, мысли о том, что есть добро, справедливость, истина, никогда не мучили его сверх должного, все это ему объяснял наставник, не давая поднять голову и задуматься. Тот роковой день, когда прорвалась плотина, когда стало слишком много вопросов, ответы на которые приходили через боль, через кровь, оказался непосильной ношей для юноши. Так сложно… Будто переломилось что-то внутри, что-то кончилось. Как хотелось все вернуть вспять, и как не хотелось возвращать!
И вот теперь будто все звезды вновь сошлись – можно было перестать думать о вечном, отдать себя в руки Геннадия Львовича, который точно скажет, как правильно, пусть у него своя, особая правда. Так почему же душа противится, почему так ноет и кусает что-то внутри?
Перед глазами вставали последние листы дневника Алексеевой. «Все просто и ясно, никакой рефлексии, пусть этим занимаются командиры. Как там звучит девиз на стене второго этажа? Послушание и труд – основа хорошей жизни? Порой мне даже кажется, что Рябушев действительно создал идеальную систему».
Может быть, Марина была права в своих последних размышлениях? Может быть, это высшее счастье – когда другие думают за тебя?
Нет. Нет. Не так, все не так, неправильно. После этого женщина-мутант взорвала бункер. Она была права, оказав последнее милосердие этому проклятому подземному мирку, только так, иного выхода не было, эта система не имеет права на жизнь.
И как быть дальше? Бежать некуда. Поверхность враждебна, московское метро – едва ли лучше. Другие убежища не найти, если не знать, где они находятся. Ускользнуть из лап Доктора Менгеле, чтобы потыкаться среди заснеженных развалин, как слепые котята, и стать обедом для монстров? Как знать, как знать…
Силы на размышления кончились. Дима сел на кровати, чувствуя себя совсем измотанным. Еще и рука, почти вся ниже запястья – почерневшая и бесчувственная. Надо бы просить помощи.
А может, к лучшему? Умирать от сепсиса будет больно, зато не придется мучить себя всю жизнь служением Геннадию и вечным страхом за Алевтину, которая будет расплачиваться за его ошибки. Случайное стечение обстоятельств – ну же, вот он, выход! Избавить мир от самого себя. И тогда из-за его оплошностей Але уже ничего не будет грозить, нет человека – нет проблем.
– Пожалуй, это действительно выход… – пробормотал юноша себе под нос.
– Выход? Что ты задумал?
Погруженный в свои мысли, Дима не заметил, как Алевтина проснулась и села на кровати.
– Нет-нет. Так, глупости. Все уже решено, Птичка. Я снова на побегушках у Геннадия, ты… Надеюсь, в безопасности. Как ты себя чувствуешь?
Девушка скривилась, передернула плечами.
– Посмотрим, что будет дальше. Сомневаюсь, что отец просто так отвяжется от меня. А самочувствие лучше, да. Как будто ничего и не было. Ты гений, Дима. Не забывай об этом. Будущее за тобой, а старый паук, к счастью, не вечен.
– Порой мне кажется – он бессмертный. Да какое уж там будущее. Нет уже ни хрена…
Впервые в жизни молодой ученый выругался. Круговерть последних дней совершенно доконала его.
– Перестань немедленно, – оборвала его Аля. – Не смей падать духом. Ты должен продолжать эксперименты на благо будущего. Ради выживших. Ради всех нас.
– Тебе понравилось быть подопытным кроликом?! – взорвался юноша. – Так давай повторим! Капли берсерка на тебе опробовать? Пластохинон в задницу вколоть? Вперед, давай, Доктор Менгеле будет счастлив!
– Не смей на меня кричать!
– Я ради твоей шкуры просрал все свои принципы, все то, за что меня пытали раскаленной линейкой и били ногами! Ради тебя, Алевтина! Чтобы тебя не трогали больше! – крикнул Дмитрий.
– Ну и не спасал бы, если такой гордый!
– Так тебе мало было?! – юношу разрывало на части от осознания собственной беспомощности и бесконечной обиды. – Я тебе верил, а ты продала меня своему отцу! Да если бы я знал, что встречу здесь Геннадия, черта с два притащился бы сюда! Застрелился бы, тифону в пасть прыгнул, только не так!
– Тебе духу не хватит, кишка тонка, – бросила Аля ему в лицо слова своего отца. Такая же, как он. Дочь Доктора Менгеле.
Дима отшатнулся, словно девушка его ударила.
– Вот, значит, как? – тихо проговорил он. – Кишка тонка? Ну, извини, связалась ты с тряпкой и мямлей, который два раза тебе жизнь спас.
Ему было так тяжело, что мысли стали мелочными, едкими, хотелось уколоть, сделать девчонке так же больно, как она ему.
«Все же ты моральный урод, Холодов, – где-то на задворках сознания заговорил отрезвляющий внутренний голос. – Ты помогал любимой женщине. Это не требует платы. И напоминать об этом – подленько и мелко. Аля тебе дорога, слишком дорога, чтобы ее потерять».
Молодой ученый вышел из комнаты, не взглянув на девушку, и направился в кабинет наставника.
– Громко орете, весь бункер слышал, – вместо приветствия бросил Доктор Менгеле, отрываясь от записей. – И тем не менее, зови сюда эту неблагодарную свинью, мою дочь, вам придется помириться здесь и сейчас. Вы отправляетесь на задание.
Алю звать не пришлось, она сама появилась на пороге, раскрасневшаяся от гнева, слишком похожая на отца в его худших проявлениях.
– На задание? Ты готов просто так выпустить нас на поверхность? Не боишься, что мы не вернемся? – мрачно поинтересовалась она, опускаясь в кресло.