Харпер шла медленнее, крупная сумка оттягивала плечо. Толпа впереди разделилась на две части, инстинктивно обходя скамейку, где в окружении своих почитателей сидели Готорны. Широкие плечи Джастина выделялись из толпы, тонкая голубая ткань футболки натянулась, когда он повернулся к Мэй и рассмеялся. Утренний свет превратил его светлые волосы в волны расплавленного золота, а медальон на запястье сиял кроваво-алым.
В Четверке Дорог чтили потомков основателей, но любовь города к Джастину была больше, чем просто дань уважения его семье. Он тепло приветствовал каждого встречного, а некоторых избранных даже хлопал по плечу. Отходя от него, люди выглядели одурманенными, словно долго смотрели на солнце.
Но в Харпер его тщательно отрепетированная улыбка пробуждала только ярость, как точильный камень, заостряющий лезвие меча.
После несчастного случая она считала себя разочарованием. Но отец велел ей использовать слово «выжившая» – и Харпер прислушалась. Нет смысла бичевать себя за провал ритуала. Ее злость предназначалась Готорнам, которые решили, что она ничто, когда Харпер вернулась из Серости без своих сил. И персонально Джастину Готорну, который отверг их дружбу длиною в жизнь, встав на сторону матери вместо того, чтобы поддержать подругу.
– Трус, – пробормотала девушка, пробираясь через толпу.
Харпер пришла в кабинет первой. Заняла свое место, на котором сидела с девятого класса. Постепенно начали прибывать одноклассники, большинство – только после второго звонка.
В школе Четверки Дорог было всего пятьдесят семь выпускников. Все они были знакомы друг с другом с младенчества, и хотя Харпер чувствовала на себе взгляды учеников, с ней никто не здоровался. Впереди сплетничали Лия Рейнс и Сюзетт Лэнхэм; они были лучшими подругами, которые с недавних пор начали встречаться и уже были номинированы на лучшую пару класса для выпускного альбома. Энни Мур занял место справа от нее, а Сё-Цзинь Парк и Кэл Гонзалес сели рядом, оживленно обсуждая команду по бегу.
Харпер привыкла, что ее избегали. После несчастного случая никто не знал, как с ней общаться. Поначалу она считала, что дело в травме. Харпер приняла решение не надевать протез; ее семья не могла себе позволить миоэлектрический, а косметический ей не хотелось. Все знали, что с ней произошло; они бы пялились в любом случае. Но виной косым взглядам и неловким беседам была не рука. Никто из Четверки Дорог не находился в Серости больше пары часов. Харпер пробыла там четыре дня.
До нее доходили слухи, что Серость навсегда ее изменила; что ее отпустили лишь потому, что Зверь позволил этому случиться; что она основатель, которого превратили в шпиона; монстр, затаившийся в теле девочки-подростка. Все это не более чем сказки. Но Харпер знала, что некоторые люди предпочтут сказку правде.
Она возилась с пеналом, когда вошел Джастин. Половина класса выкрикивали приветствия, пока он шел в глубь кабинета, как всегда, в сопровождении Айзека Салливана – своей фланелевой тени.
Айзек никогда не был расположен к ней, хотя их всю жизнь сводили вместе, как и всех детей основателей. И эти чувства были взаимными. После того как Харпер заставили прекратить общение с Джастином, Айзек Салливан занял ее место. Она понимала, что не должна обижаться на Айзека, что он живое доказательство того, как легко было Джастину найти ей замену, но все равно его недолюбливала.
И Харпер испытала мелочное удовольствие, заметив, как одноклассники кривятся, когда Айзек проходит мимо. Люди смотрели на Джастина, потому что он заслужил их уважение. А на Айзека – потому что он заслужил их страх.
Еще три года назад она была с ними, приходила с опозданием, смеялась над глупыми шутками Джастина и садилась на задний ряд. Харпер гадала, было ли Джастину трудно делать вид, словно они незнакомы. Наверное, нет. По крайней мере, не так, как ей. Он первый начал вести себя так, будто ее не существует, как только она перестала быть полезной. А значит, на самом деле между ними никогда ничего и не было.
Харпер подавила свой гнев, по кабинету прошел ропот. Проследив за взглядами одноклассников, она увидела смущенную девушку в дверном проходе, осматривающую парты в поисках свободного места. Харпер не нужно было оглядываться, единственная свободная парта стояла перед Айзеком Салливаном. И даже самые рассеянные ученики школы Четверки Дорог знали, что там сидеть не следует. Но у новенькой не оставалось выбора.
Она прошла по кабинету, глядя только перед собой и игнорируя любопытные взгляды одноклассников. От подобного внимания у Харпер мурашки бы маршировали по коже, но девушка даже не вздрогнула. Новый ученик в школе Четверки Дорог был почти неслыханным делом. Последней, кто сюда переехал, была Бритта Мори, во втором классе, и люди считали ее чужаком.
Миссис Лэнхэм – мать Сюзетт и по совместительству их классная руководительница – прочистила горло, пока новенькая занимала свое место.
– Добро пожаловать обратно, – сказала она, многозначительно глядя на девушку, когда та уронила рюкзак на пол. – Знаю, все вы рады вернуться к очередному году обучения в школе Четверки Дорог.
Ученики пристально смотрели на нее. Позади кабинета начала вибрировать парта Айзека, правая расшатанная ножка лихорадочно застучала по полу. Миссис Лэнхэм игнорировала.
– Что ж, давайте попробуем еще раз, – вздохнула учительница. – Вы рады вернуться к своему последнему году обучения в школе Четверки Дорог?
На сей раз кабинет взорвался равнодушными хлопками. Даже Харпер не смогла сдержать улыбки. Через год она навеки покинет это место и поступит в любой государственный колледж, который обеспечит лучшую финансовую помощь – Бингемтонский университет или Дженесео, если повезет.
Харпер знала, что большинство выпускников никогда не покинет Четверку Дорог. Судьбу хуже сложно представить. Все, чего она хотела, это сбежать – от вечно растущего числа братьев и сестер, от холодного пренебрежения семьи Готорн, от места, где она никогда не сможет забыть свои ошибки.
– Выпускники, – продолжила миссис Лэнхэм, – прошу вас поприветствовать нашу новую ученицу – Вайолет Сондерс!
Сондерс.
Пульс Харпер участился под новую волну ропота, становившегося все громче. Новенькая решительно уткнулась взглядом в парту, пока те немногие, ранее не обратившие на нее внимания, обернулись, чтобы рассмотреть ее.
Харпер гадала, почему Сондерсы вернулись. Ей казалось непостижимым, что кто-то захочет вернуться в этот город, пусть и с кровью основателей в жилах. Зато присутствие всех четырех семей определенно обеспокоит Готорнов. Отец рассказывал Харпер о своем детстве, когда мэр Сондерс доверял каждой семье патрулировать собственную территорию. Но это было прежде, чем семья Сондерс начала угасать. Прежде, чем сбежали Салливаны. Теперь на патруль в основном выходили только Готорны и Карлайлы, а шериф Готорн вела себя так, будто все остальные выглядели незначительными на ее фоне.
Миссис Лэнхэм повесила в передней части кабинета расписание уроков и начала по одному вызывать учеников. Ее голос прерывал звук истеричной парты Айзека. Как всегда, он был откровенно невнимательным, его книга раскрылась на парте, сама парта подпрыгивала в такт дыханию и билась о спинку стула Вайолет Сондерс, пока разъяренная новенькая наконец не развернулась и не впилась руками в дерево.
